Журнал «Если» - «Если», 2006 № 1 Страница 40

— Знаешь, а ведь я начинала с живописи. И по-прежнему люблю живопись, то есть хорошие картины других художников, но что до меня лично… Ты можешь думать, что я сумасшедшая, но краски для меня слишком мягкая и неопределенная субстанция, наподобие мармелада. И живопись чересчур абстрактна… на мой вкус. А вот мозаика — совсем другое, это маленькие телесные кусочки, стекло, керамика или обыкновенная галька, совершенно неважно. И когда я беру такой кусочек в руку… то держу в своей руке ЦВЕТ! Кусочек цвета, у него есть вес, размер и форма, я ощущаю цвет, и это мне нравится. Мне невероятно нравится концепция ТВЕРДОГО ЦВЕТА… Я знаю, все это звучит безумно, но так оно и есть для меня.

— Ты совсем не кажешься мне безумной, — искренне сказал Джон. Но чуть позже он сильно в том усомнился.

Время уже шло к вечеру, Эми заторопилась в свой ресторан, Джону пора было вернуться к диссертации, и они поехали назад, благополучно добрались до дома и остановились.

— Ты помнишь, кстати, как мы в прошлый раз обсуждали эти волновые уравнения Шрёдингера? — вдруг спросила Эми у Джона. — Помнишь, мы тогда пришли к выводу, что, в принципе, ты смог бы выяснить…

— Только не я! — поспешно открестился он. — Я никогда такого не говорил… нет, нет и нет! Я не способен установить личность этой женщины Шрёдингера по его волновым уравнениям.

— Она родила через девять месяцев, — невозмутимо сказала Эми.

— И отцом ее ребенка был Эрвин Шрёдингер.

— Неужели так написано в книге? — Джон был поражен. — В его биографии?!

— Нет, но я так думаю. Я практически уверена.

Черт возьми, это было уже слишком.

— Понятно, — произнес он неторопливо и, как очень сильно надеялся, задумчиво. Потом Джон поблагодарил Эми за отличный полдник и сказал, что они прекрасно провели время вдвоем, просто замечательно, и Эми сказала Джону то же самое, все было очень здорово.

— Кстати, — внезапно добавил он. — Кажется, ты упомянула, что надеялась увидеться со мной? У тебя была какая-то особая причина?

— Нет-нет, ничего особенного. Я просто надеялась, что ты заглянешь на огонек, только и всего.

И Эми Беллаква отправилась обслуживать клиентов «Капри», а Джон Артопулос пошел домой, корпеть над своими уравнениями.

С каждым днем Джон все дольше и дольше засиживался над этими странными уравнениями, реальный физический смысл которых по-прежнему ускользал от него, и все меньше внимания уделял всему остальному. Иногда он даже забывал, что надо поесть, раньше с ним никогда такого не случалось.

В пятницу Джон начисто позабыл о поездке к Хайди Эгрет и вспомнил о традиционном свидании лишь в тот момент, когда должен был уже перешагнуть порог ее студии. Джон тут же позвонил, превосходно зная по опыту, как раздражает Хайди любая необязательность, и пока в его трубке гудели, гудели и гудели длинные сигналы, поспешно составлял в уме и перетасовывал вступительную фразу — деликатное объяснение, почему он немного задержался.

Но тут щелкнул автоответчик, и голос Хайди предложил оставить сообщение. Джон скупо сообщил автомату, что не приедет ни сегодня, ни в выходные, поскольку усердно работает дома над диссертацией, и пока-пока.

Он действительно просидел над странными уравнениями весь остаток пятницы и весь следующий день, но поздним вечером в субботу Джон позвонил Эми Беллаква. И спросил: не хочет ли она позавтракать с ним, ну, или пополдничать в воскресенье?

— Конечно! — сразу ответила она. — Постучись ко мне завтра утром, я напеку нам блинов.

Воскресным утром Джон долго нежился под горячим душем. Он напевал и насвистывал, пока растирался полотенцем, натягивал белые хрустящие полотняные брюки (почти новые), застегивал свежую небесно-голубую рубашку. А потом он заторопился на первый этаж, прихватив с собою диски с греческими народными песнопениями, а еще Баха, Майлса Дэвиса и Оливию Ньютон-Джон, а также здоровенный спелый ананас для полного счастья.

— Господи, Эми, ты выглядишь…

Она выглядела как… как прекрасная незнакомка. На ней было легкое летящее платье в бело-голубую полоску, маленькие бирюзовые бирюльки покачивались в ушах, волосы зачесаны назад… просто, но элегантно.

— Сногсшибательно! Мне ужасно нравится, очень, — с жаром высказался он.

— Ой! — выпалила Эми и рассмеялась. — У тебя борода-а… — Она импульсивно погладила его по щекам. — С ума сойти! И мне это тоже нравится!

— Борода?… — удивился он. — Какая борода?

Потом Джон сообразил, что не вспоминал о бритве как минимум пять суток. Так он и сказал Эми, нарезая ананас на аккуратные кусочки. Всю эту неделю он трудился над диссертацией, в среднем примерно по восемнадцать часов в сутки, и настолько погрузился в странный мир своих уравнений, что все прочее попросту вылетело у него из головы.

— Кажется, я целую неделю вообще ни с кем не разговаривал, — прикинул Джон и сам удивился.

И незамедлительно принялся наверстывать, болтая взахлеб: и пока они завтракали, и когда он мыл посуду, а Эми ее вытирала, и когда они поехали кататься на его драндулете, а замолк лишь в тот момент, когда вдруг обнаружилось, что они незаметно доехали до пляжа. Тогда Джон и Эми поспешно скинули обувь и побежали к линии прибоя, увязая в глубоком сыпучем песке, чтобы вблизи поглазеть на трюки серфингистов.

— Знаешь, у меня был один знакомый, который всерьез увлекся серфингом, — сказала Эми через некоторое время. — Но теперь он агент по недвижимости. И занимается, что забавно, исключительно пляжной собственностью, бунгало там и все прочее, и он ужасно разбогател. Я случайно встретила этого парня в прошлом году, на выставке в одной галерее, и теперь он ездит на красном «альфа-ромео»… Представляешь?… Ты просто не мог не заметить такую роскошь на нашей парковке, Джон, — добавила она. — Это был его автомобиль.

Джон ответил небрежно, что нет, он не видел.

— Не знаю уж, почему его так развезло от сухого вина, — проговорила Эми задумчиво, — но только он точно не доехал бы до своего Беркли. В общем, я не позволила ему сесть за руль, мы немного поспорили, и все закончилось тем, что бедняга уснул прямо на полу… Никак не могу понять, Джон, — сказала она, взглянув на него, — как ты ухитрился не заметить ярко-красный «альфа-ромео»? Он простоял у нас на заднем дворе довольно долго, с раннего вечера до позднего утра.

— Возможно, меня просто не было дома? — предположил Джон, внимательно изучая линию берега. — Я обыкновенно уезжал на выходные…

Потом они долго бродили по пляжу босиком, обмениваясь увлекательными историями обо всем, что только бывает под нашим солнцем, а когда небо нахмурилось, вернулись в его драндулет и поехали домой, и по дороге их нагнал дождь. Эми сказала Джону, что сейчас перечитывает кое-какие места из биографии Шрёдингера, и в особенности то самое место, где рассказывается, как он вывел волновые уравнения квантовой механики.