Гавриил Одинокий - Место под солнцем (СИ) Страница 41

— Спаси тебя Христос, — прошептала Аннет, расслабленно лежа у него на груди, — как бы я хотела родить тебе сына…

— Увы, детей у меня быть не может, — тихо ответил ей Борис, — да и Христос меня не спасет. Я в него не верю.

— Как? Но ты же не мусульманин? — от удивления Аннет приподняла голову и взглянула ему в лицо.

— Нет, я — еврей, — также шепотом ответил ей Борис.

— А–а… Но я буду молится за тебя. Святая дева Мария не оставит тебя своей милостью — прошептала она снова опуская голову ему на грудь.

Глава 13

В порт галера пришла больше чем через сутки. Уже в глубоких сумерках они подошли к Африканскому берегу и стали на якорь на рейде. Заходить в бухту в темноте капитан не решился. Сутки эти пошли нашим друзьям в общем–то на пользу. Они оба в основном оправились от контузии, хотя Костя пока продолжал заикаться и был еще слаб — все таки потерял довольно много крови, а скудная пища, которой их кормили, восстановлению сил не слишком способствовала. Но рана не гноилась и воспаления вроде не было. С помощью друга Гальперин сумел как–то вправить сломанный нос и дышать носом стало значительно легче.

Аннет Борис видел лишь мельком. Почти все время она проводила в кормовом, женском отсеке или у детей. Заглянув к мужчинам, она благодарно улыбнулась Борису, спросила, не обращаясь ни к кому конкретно, нужно ли чего, подала воды и помогла пересесть поудобнее молодому рыбаку с разбитым лицом и опухшей лодыжкой.

Часа через два после восхода солнца галера возобновила движение. Вскоре на палубе поднялась суета, послышались выкрики команд. Скорость упала и судно слегка отвернуло вправо. Спустя несколько минут, после соответствующей команды, раздался характерный звук втягиваемых в проход весел, беготня на палубе и наконец корабль мягко ткнулся в причал. Пленники зашевелились, опять заплакал кто–то из детей, на него зашикали.

В ожидании, нарушаемом лишь проклятиями и молитвами пленников прошло еще около получаса. Наконец заскрипел люк и в трюм, в сопровождении самого Селима и еще нескольких вооруженных мавров спустился жирный араб в богато разукрашенном халате. Его выдающееся брюхо опоясывал оранжевый шелковый кушак, а зеленая чалма указывала на то, что сей правоверный совершил хадж. Не обращая внимания на мужчин, он проследовал в детский отсек. Довольно быстро вернувшись, араб подозвал охранника, остававшегося у трапа, достал из протянутой тем сумки шелковый кошелек и, процедив что–то сквозь зубы, протянул его капитану. Селим отрицательно покачал головой и, презрительно скривившись, сказал что–то по–арабски. Борис прислушался к завязавшемуся диалогу, сопровождаемому оживленной жестикуляцией.

— Работорговец, — шепнул он, наклонившись к уху Николаева, — торгуются гады.

Ожесточенная торговля продолжалась минут сорок. Наконец араб достал еще два кошелька, отсыпал из одного половину, а остальное передал корсару. Ухмыльнувшись, тот спрятал деньги, затем подойдя к люку крикнул что–то, и поклонившись работорговцу, сделал приглашающий жест в сторону трапа.

Едва эта компания скрылась, как в трюм спустился боцман в сопровождении двух вооруженных пиратов и еще одного здоровяка, без особого труда, несшего на плече небольшую наковальню и молот. Пройдя в среднее отделение, они начали расковывать детей. Кузнец одним ударом выбивал шпильку, запирающую наруч, а один из пиратов за цепь оттягивал малолетнего раба к люку, где передавал его второму.

Вскоре детей увели, а в трюм спустилась другая троица. Две одетые в черное толстухи непонятного возраста, закутанные в хиджабы[25] до бровей и не менее толстый мужчина, на вид лет тридцати, безусый и безбородый. Кожаный ошейник выдавал в нем раба, но, тем не менее, за пояс шаровар у него была заткнута плетка. Не говоря ни слова, они прошли в кормовое отделение и одна из женщин завесила проход куском плотной ткани. Через минуту оттуда послышались сначала возмущенные женские возгласы, которые через минуту сменили звуки пощечин, крики боли и всхлипывания.

— Девок проверяют, — заметил Борис.

— Тетки — это понятно, а мужик причем? — удивился Константин.

— Так это евнух, к гадалке не ходи. Видал какой жирный и борода у него не растет. Он там как твердая рука, порядок поддерживает.

Где–то через полчаса и эта компания удалилась, а затем расковали и увели женщин. Друзья проводили их сочувственным взглядом. Никому из них не было больше двадцати лет. Последней, все еще всхлипывая, шла заплаканная девчушка, лет двенадцати на вид. На щеке у нее все еще краснел отпечаток ладони. Аннет, поднимаясь по трапу, оглянулась, нашла взглядом Бориса и губы ее шевельнулись в прощальной улыбке.

Наконец настала очередь мужчин. Их расковали и вывели на палубу. Двоих рыбаков постарше тут же провели на гребную палубу и приковали к скамьям, рядом с другими гребцами. Прихрамывающего парнишку с опухшей лодыжкой куда–то увели. Костю и Бориса окружила пятерка корсаров. Один за спиной держал концы их цепей, а остальные, вытащив из ножен сабли, настороженно следили за каждым движением. Такой процессией они прошли через всю палубу и поднялись по ступенькам на кормовую надстройку.

Капитан Селим обгладывал баранье ребрышко, сидя по–турецки перед достарханом, расстеленным на палубе. Давешний мальчишка–мулат в рабском ошейнике наливал ему шербет в серебряный кубок из серебряного же кувшина. Селим махнул зажатой в руке костью, и пират за спиной потянул цепи вниз, пытаясь заставить друзей встать на колени. Вместо этого Борис просто уселся на палубу также по–турецки и помог Косте сделать то же самое. Селим усмехнулся, но во взгляде его читалось одобрение. По знаку капитана два мавра удалились, а остальные переместились им за спину, где застыли безмолвными статуями.

— Вы не местные, — утверждающе заявил Селим, отхлебнув из кубка, — кто за вас выкуп может заплатить и сколько?

— Выкупом за нас интересуется, — вполголоса перевел Борис Косте, а затем, покачав головой, ответил предводителю пиратов на арабском, — Никто, никакого выкупа за нас не даст.

— Не ври, — глаза Селима метнули молнии, — я же вижу, что вы люди зажиточные. Рубаха на тебе из лучшего египетского хлопка, и работы очень тонкой. И штаны у тебя, хоть и старые, но индиго крашенные. Краска эта очень дорогая, только богатые люди могут себе такое позволить.

— Я говорю правду, — Борис твердо взглянул в глаза капитану, — мы действительно были не бедными людьми, но это все в прошлом. Мой друг купец, а я его партнер и шкипер. Все свое достояние мы вложили в корабль с товаром, но его к несчастью бурей разбило. То, что на нас — это все, что у нас есть.