Джек Финней - Меж двух времен Страница 41

А надо было — в любую секунду может открыться дверь, кто-нибудь выйдет и увидит меня торчащим здесь без дела. Я заставил себя приблизиться, быстро взбежать по ступенькам и, пока не растерял решимости, крутанул блестящий бронзовый набалдашник в центре двери; по ту ее сторону резко звякнул звонок, и я услышал шаги. Теперь уж не отвертеться — к лучшему или худшему, но я буду вовлечен в события.

Дверная ручка повернулась, дверь приоткрылась внутрь, и я поднял глаза. На пороге, вопросительно глядя на меня, стояла девушка лет двадцати с небольшим в сером бумажном платье и длинном зеленом фартуке; зачесанные вверх волосы были замотаны белой тканью наподобие тюрбана, а в руке она держала тряпку.

— Да?

Меня еще раз охватило ощущение чуда, свершившегося со мной, и я безмолвно уставился на нее. Она начала хмуриться, готова была сказать еще что-то, но я опередил ее:

— Я ищу комнату.

— С пансионом? Другими мы не располагаем.

— Да, да. С пансионом.

— У нас есть две свободные, — неуверенно произнесла она, будто раздумывая, не отказать ли мне. — Одна фасадная, окнами в парк, десять долларов в неделю. Другая окнами во двор, семь долларов двадцать пять центов. Цены включая завтрак и ужин…

Я ответил, что хотел бы посмотреть обе, и она пропустила меня в переднюю, выложенную черными и белыми плитками; стены были оклеены обоями, а львиную долю площади занимала огромная вешалка со стойкой для зонтов и вделанным посредине зеркалом во весь рост. Пока она затворяла дверь, я в зеркале разглядел изящную шею, на которую из-под тюрбана выбился завиток волос. Несмотря на волнение, я улыбнулся: что-то невинное и притягательное есть в девичьей шее, если волосы зачесаны вверх. До меня, наконец, дошло, что девушка хороша собой.

Вслед за ней я поднялся по лестнице, покрытой ковровой дорожкой. Она подобрала платье у колен, и я увидел черные, застегнутые на пуговицы ботинки со слегка стоптанными каблуками и толстые бумажные чулки в белую и синюю полоску. На секунду мелькнули икры, полные и круглые, и я оценил, несмотря на уродливые чулки и ботинки, что у нее красивые ноги. «Она ведь давно мертва, — молнией пронеслось у меня в сознании. — Уже много лет, как она умерла…» Я затряс головой, стараясь отогнать эту мысль; на площадке девушка обернулась, жестом приглашая меня в комнату, и улыбнулась — я увидел вблизи живую реальность ее лица, небольшие морщинки, собравшиеся в уголках глаз, быстрое движение ресниц, когда она моргнула, и вся она вблизи была такая живая и такая молодая, что мимолетная мысль потеряла всякое значение.

Я оглядел комнату, а девушка ждала, стоя в дверях. Комната оказалась большая, чистая, хорошо освещенная — два высоких окна смотрели в парк. Обставлена комната была старомодно… да нет, конечно, вовсе не старомодно. Деревянному креслу-качалке, тяжелой резной деревянной кровати, приткнувшемуся между окон маленькому столику, накрытому зеленой бархатной скатертью с бахромой, исполнилось не больше десяти лет отроду. На полу лежал зеленый с розовым, местами истертый ковер с узором — то ли исполинские розы, то ли кочаны капусты, выбирайте, что нравится. Под одним из окон притулилась кушетка, обтянутая красным бархатом, на окнах висели накрахмаленные, кое-где подштопанные кружевные занавески. У двери красовалась гравюра в позолоченной рамке — пастух в домотканой рубахе посреди овечьего стада, а обои несли на себе свирепый коричневато-зеленый узор из мученически искривленных линий. Был еще темного дерева комод с фарфоровыми ручками и белым мраморным верхом, а на комоде — кувшин и большая чаша. Ванная, общая для всех жильцов, сообщила мне девушка, находится в конце коридора.

— Мне нравится, — сказал я. — Очень нравится. Я беру эту комнату, если можно.

— У вас есть какие-нибудь рекомендации?

— К сожалению, нет. Я только что прибыл в Нью-Йорк и не знаю здесь ни одного человека. Кроме вас, разумеется. — Я улыбнулся, но она не ответила на мою улыбку. Она нерешительно мялась, и я сказал:

— Правда, я беглый каторжник, профессиональный фальшивомонетчик и убийца-любитель. Кроме того, я вою по ночам на луну. Но зато я опрятен…

— Ну, в таком случае добро пожаловать. — Я все-таки заставил ее улыбнуться. — Как ваше имя?

— Саймон Морли. Очень рад с вами познакомиться.

— Меня зовут Джулия Шарбонно, — сказала она сдержанно, даже несколько свысока, но я понял, что мы уже друзья. — Дом этот принадлежит моей тетке; вы встретите ее за ужином, который будет в шесть. — Она повернулась, чтобы уйти, взялась за дверную ручку, но приостановилась и снова обратилась ко мне:

— Поскольку вы приезжий, то запомните, что это газ, — она кивком показала на круглый светильник наверху и на рожок над кроватью, — не керосин и не свечка. Газ нужно не задувать, а выключать.

— Хорошо, я запомню.

Она кивнула, оглядела комнату последний раз и, не найдя, что еще сказать собралась выйти.

— Мисс Шарбонно! — окликнул я, и она оглянулась; я тоже не знал, что сказать, но в конце концов нашелся:

— Извините меня за невежество. Я в Нью-Йорке впервые в жизни, незнаком со здешними обычаями…

— Полагаю, что они не слишком отличются от обычаев других мест. — Она опять улыбнулась, на этот раз с легкой иронией. — Да по вас и не скажешь, что вы надолго останетесь зеленым…

Она вышла, прикрыв за собой дверь. Я выглянул из окна на Грэмерси-парк, на покрытые снегом скамейки, кусты, газоны. Я не мог припомнить, давно ли я видел этот парк в последний раз и изменился ли он — вроде бы нет. С тротуара и алеек снег счистили, смели в сугробы к бровке мостовой. Снег почернел от копоти: город был грязный, как и в наши дни, и особенно грязный зимой, когда десятки тысяч дровяных и угольных печей и каминов изрыгали в воздух сажу и пепел. Но по крайней мере все это было нерадиоактивно.

Не знаю почему, но впечатлений для меня оказалось слишком много; я отошел от окна и прилег на длинную односпальную кровать, свесив ноги, чтобы не выпачкать скромное белое покрывало. Закрыл глаза — и меня обуяла внезапная тоска по родному дому, прямо-таки как брошенного ребенка. Мне пришло в голову, что ведь я в буквальном смысле слова не знаю ни одного человека на белом свете — все те и все то, что я знаю, сейчас неизмеримо далеки от меня.

Я проспал с час, пожалуй, немного меньше. Разбудили меня голоса, стук дверей, шаги в коридоре. В комнате было уже темно, но узкие прямоугольники окон слегка светились — на улице выпал свежий снег. Вполне сознавая, где я нахожусь, я спустил ноги на пол, подошел к комоду, налил из кувшина в чашу воды и умылся. Потом надел чистую рубашку, повязал галстук, причесался и решительно направился к двери в коридор, навстречу этому дому и населяющим его людям.