Юлия Скуркис - Ошибка 95 Страница 41

Неожиданно Смит остановился и развернул к себе Милу. В его глубоких черных глазах была насмешка. Он смотрел прямо на Милу, но она чувствовала: обращался не к ней, и это было пугающе.

«Эй ты, железяка! Ты меня слышишь? Ну, как, удивлен? Как видишь, я с моими подгнившими мозгами кое-чего еще стою! А ты ведь и не знал, что у тебя есть реальные враги, вроде Кибераполлона? Психолог ты, конечно, хоть куда, но в тебя забыли вложить кое-какие человеческие хитрости. Не так ли? Ну что? Научить тебя кой-чему? Тебе интересно, железяка? Анализ, анализ, анализ… Не такой быстрый, как у тебя, но ведь результат налицо! Улавливаешь ход моих мыслей? Что нас ждет впереди? Не пора ли меня остановить? Ведь это ты тормозишь полицейских, да? Видно, ты большой авторитет у властей. За что же они тебя ценят? За ум? А по-моему, ты полный идиот! Ты – идиот! Слышишь меня?»

Смит схватил Милу за плечи, приблизил лицо. Она напряглась, но он не ударил ее, не толкнул. Просто стоял, всматриваясь в глаза, словно в них можно было прочитать ответ на его вопросы. Казалось, он ждал, что в их головах прозвучит голос, но этого не произошло. Через минуту напряжение сошло с его лица. Он отпустил Милу и зашагал дальше, бросив через плечо:

– Ладно. Идем.

– Ты уверен в том, что это тот человек, который тебе нужен? – спросила Мила.

– Нет ничего проще, чем проверить, прав я или нет.

«Ох уж эти “простые методы”», – с содроганием подумала она.

Город только-только начинал пробуждаться. Розовые лучи солнца скользили по крышам домов, а посреди улицы, где они шли, было еще сумрачно, как в ущелье. Мила зябко поежилась от утренней прохлады.

«Этот человек… Он может нам навредить? Я не хочу, чтобы на мне проводили опыты».

«Логично, но кто бы говорил. Вся Терра-три в лабораторной клетке».

Внутри у Смита все еще бушевал огонь шального восторга: вперед, еще на шаг ближе к цели!

«Но если у человека, к которому мы идем, есть специальное оборудование, которое влияет на сознание, то, доверившись ему, разве мы не подвергнем себя риску? Ты подумал об этом?»

«Не знаю, – ответил Смит. – На войне как на войне. Стратегия и тактика – это еще не все. Всегда существует риск».

Авиетка больше не появлялась, и Мила почувствовала, что паникует. Она схватила Смита под руку: он был единственной ее опорой в хаосе мыслей.

«Теперь я совсем запуталась! – мысленно сказала она. – Прошу тебя, объясни то, чего я не понимаю. Кто управляет полицейскими? Почему нас не арестовывают? С кем ты только что говорил? Неужели, думаешь, что над всем стоит искусственный интеллект? По-твоему он понимает то, что сейчас происходит в нашем разуме?»

«Да, он следит за каждой твоей и моей мыслью».

«Искусственный интеллект – это всего лишь бездушная машина. Его включают, когда надо, а потом выключают. Его можно ремонтировать, программировать, перезагружать… Сам он ничего не решает. Те, кто пользуются им, обслуживают его, – главные. Не он. Я пытаюсь тебя понять, Айвен, но говорить с компьютером, пусть даже с самым-самым продвинутым – сумасшествие. Ты только что обращался к нему как к сопернику. Так, словно это он играет с тобой в какую-то игру».

«Возможно, для него это и есть игра. Не знаю».

«Но ведь нет никаких доказательств этому, Айвен. Это всего лишь твои предположения. Тебе показалось, что есть какой-то сверхразум, который не только управляет сетью, но и влияет на правительство, на полицию. Ты не допускаешь мысли, что ошибаешься?»

«Если я ошибаюсь, значит, ответ в другом месте. Только и всего».

«Но Айвен…»

«Да, Мила, – он бросил на нее взгляд на ходу. – Ведь ты и сама теперь сомневаешься в моей ненормальности, да? Я заметил: ты вдруг перестала трястись от животного страха. В тебе проявилось что-то похожее на любознательность. Это приятно чувствовать».

«Но у тебя нет никакого плана насчет этого твоего Кибераполлона. По крайней мере, я его не нахожу в твоей голове. Вот что меня беспокоит. Я не хочу, чтобы мной манипулировали незаконным образом».

«Прекрати! Смешно слышать. Поборница выдуманной жизни, патриотка игрушечного государства…»

«Проклятье! Ты помнишь, что я тебе сказала в первый день нашего знакомства, там, в арабском кафе, когда ты сообщил мне о своем решении стать клиентом “Счастливой семьи”?»

«Дословно, Мила. Ты сказала, что быть марионеткой компьютерного мозга – ужасно. О, тогда ты ощущала себя очень разумной. В этой твоей разумности было даже нечто бунтарское. Ты видела перед собой плаксивого нытика, ты соблаговолила протянуть ему руку помощи. Увы, вспомни: это было уже после того, как тебе в голову воткнули биосивер. Ты добровольно согласилась на процедуру. Все случилось за несколько минут до нашего знакомства. С момента нашей встречи каждое твое слово, каким бы патетичным оно ни было, всего лишь мячик в руках умелого жонглера. Признайся в своем лицемерии хотя бы самой себе».

«Лицемерие?! Нет! Я действительно так думала!»

«Остынь, – сказал Смит. – У меня нет желания с тобой спорить. Я не претендую на то, чтобы давать тебе оценку. И не собираюсь переубеждать тебя в том, что я не псих и не преступник. Твою веру в непреклонную справедливость сильных мира сего мне из тебя не выбить. Ты веришь в то добро, представление о котором внушила тебе фальшивая мораль. Давай определимся: мы с тобой не друзья. Мы всего лишь невольные попутчики. Надеюсь, это временно. А пока, хочешь выжить – терпи и не мешай мне. На этом покончим».

Он перестал думать. Вернее, на месте мыслей образовалось черное пятно. Если бы кто-нибудь из корпорации Киберлайф сейчас попытался прочитать то, о чем он думает, потерпел бы неудачу. Если Айвен Смит и был сумасшедшим, то это не единственное, что в нем прогрессировало.

Мила испытывала душевную боль. Она пыталась пойти навстречу, сломать преграды, стоящие между ними, которые на миг показались ей проходимыми. Но Айвен Смит безжалостно растоптал ее порыв, выразив полное презрение к ней. Теперь он ненавидел абсолютно всех на свете. Что это как не проявление эгоизма? Зачем же говорить о лицемерии и о фальшивой морали, о вере, если сам ты способен только на злословие, жестокость и ненависть? За что же ты, черт возьми, сражаешься? За что, Айвен? Кто те люди, которых ты хочешь защитить? Ведь любой солдат и офицер армии, будь то патриот или наемник, сражается за кого-то живого, кто дышит и способен чувствовать. Айвен!

Но теперь он молчал.

Мила резко свернула и хотела перейти на другую сторону улицы, но рюкзак дернуло назад, и лямки врезались в плечи: Смит одним рывком вернул ее на место.

– Мы почти пришли, – спокойно сказал он.

Как бы отозвавшись на его слова, над ними пролетела авиетка. Смит взглянул на Милу и подмигнул.