Ганс Доминик - Лучи смерти Страница 41

Аэроплан спустился на стокгольмский аэродром. Доктор Глоссин остался у окна, наблюдая покинувших его пассажиров и встречающую публику. Яну никто не встретил, и сама она, казалось, не ожидала этого. Задав краткий вопрос служащему, она направилась к аэроплану Стокгольм-Гапаранда, готовому к отлету. Глоссин последовал за ней и снова занял место в курительной каюте.

Яна отправлялась в Гапаранду, откуда прямой путь вел в Линней. Он решил, что они еще скрываются вблизи Линнея и что Яна отправляется туда по зову своего мужа. В Гапаранде она пересела в поезд и взяла билет до Линнея. Он сделал то же и поехал на север, отделенный от нее лишь стеной вагона.

Наконец, Яна вышла на Линнейском вокзале. Однако, и здесь никто ее не встретил. Доктор стал сомневаться. Что мешало мужу встретить свою жену хотя бы здесь?

Доктор Глоссин увидел, как Яна пересекла вокзальную площадь, подошла к какому-то экипажу, сговорилась с возницей и уехала. Неужели она в последний момент ускользнет от него? Неужели экипаж увезет ее в какой-нибудь новый, неизвестный тайник? Неужели он, Глоссин, вернется из Линнея несолоно хлебавши? Нет, тысячу раз нет! Он должен следовать за Яной, узнать куда она отправляется, где останется. Он тоже нанял экипаж, приказав вознице следовать за первым на некотором расстоянии.

Первый экипаж остановился и порожняком направился обратно в Линней. Яна вышла и стала подниматься по горному склону. Он велел своему экипажу дожидаться и последовал за ней. От времени до времени ее платье мелькало среди кустов. Дорога легкими извивами вела к труворовскому дому.

Он увидел, как Яна опустилась на колени, перед почерневшими от ярости огня обломками. Она уронила сумочку и телефонный аппарат и дрожащими руками гладила развалины.

Дом, в котором она провела счастливейший день в своей жизни, свой свадебный день, превратился в опаленные пожаром руины. Цветущий сад был уничтожен огнем… Ее муж исчез. Никаких вестей о нем.

Потрясение было слишком велико. Она потеряла сознание.

Доктор Глоссин увидел, как она упала, но не тронулся с места. Он ожидал, что с минуты на минуту покажется Сильвестр или самый опасный из всех трех — Эрик Трувор.

Время проходило. Ничто не двигалось. Тогда правда постепенно стала открываться ему. Он понял, что Яна по собственному почину покинула Дюссельдорф, отправилась в это место, бывшее приютом трех друзей и не выдержала, увидев его разрушенным и опустевшим. Никто не ожидал ее здесь. Беспомощно лежала она в лесу, предоставленная его власти.

Доктор Глоссин приблизился к Яне. Он хотел поднять ее и снести с горы, когда взгляд его упал на телефонный аппарат. Быстро включил он ток… и услышал хорошо знакомый голос… голос Сильвестра.

Был четвертый час пополудни. Сильвестр на полюсе натянул антенны и разыскивал Яну, но не мог ее найти. Шаря лучеиспускателем по улицам Дюссельдорфа, он произносил слова отчаяния и любви… слова предназначенные Яне и услышанные Глоссином.

— Яна, моя любовь, где ты? Я не вижу тебя! Твоя комната пуста… Я ищу… Все улицы, все площади проходят передо мной… Нет лишь тебя!.. Я не знаю, где ты! Может быть, ты слышишь мой голос. Я буду искать, пока не найду, обыщу весь мир…

Глоссин струсил. Как далеко зашло это ужасное открытие. Они могут видеть изображение всего света!

Сильвестр ищет в Дюссельдорфе, но ему стоит только поискать в Линнее и он увидит своего давнего врага и сумеет — Глоссин ни минуты в этом не сомневался — превратить его в пепел. Глоссин отшвырнул телефон, словно раскаленное железо.

Прочь отсюда! Как можно скорее прочь из этого места, которое в следующую секунду может стать видимо трем друзьям.

Он бросился к Яне, провел руками по ее лбу и вискам, подчиняя ее своему влиянию. С его помощью она встала. По его приказанию она забыла обо всем случившемся.

Экипаж быстро привез их в Линней. Он был рассчитан только на одного пассажира. Во время езды ему пришлось тесно прижать ее к себе, этим окончательно был закреплен гипноз.

Когда Яна в Линнее вышла из экипажа, она была спокойной молодой дамой, путешествующей со своим дядей. Воспоминание о Сильвестре, о труворовском доме, обо всем, когда-либо причиненном ей Глоссином горе, совершенно исчезло.

Опасное открытие, дающее власть над миром одному человеку, было закончено. После слышанных им по телефону слов в этом не оставалось никаких сомнений.

Цирус Стонард запоздал со своим объявлением войны. Эти трое не только были живы, но обладали властью сделать бессильной игру диктатора.

Пора было расстаться с Цирусом Стонардом, перейти на сторону англичан. Для этого необходимо было отправиться в Лондон. Но вследствие войны всякое воздушное сообщение было прервано.

Чтобы попасть в Англию, нужно было использовать железнодорожный туннель между Кале и Дувром.

Через несколько часов Глоссин и Яна прибыли в Кале. Аэроплан снизился возле идущего в Лондон поезда. Только небольшая дверца отделяла аэродром от вокзала. Но было далеко не так просто пройти через нее. По ту сторону ее, там, где стоял поезд, фактически начиналась Англия. Контроль был чрезвычайно строг. Многие теснились к дверям, но некоторых отправляли обратно.

Доктор Глоссин не спешил. Слегка поддерживая Яну, он спокойно стоял и осматривался вокруг.

Море не было видно отсюда. Оно находилось в трех километрах; кроме того, оно было заслонено бассейнами, всегда наполненными морской водой; такие же бассейны находились и по другую сторону канала — у англичан — и должны были в несколько минут наполнить туннель в случае открытия военных действий между Англией и Францией и попытки той или иной стороны проникнуть через туннель во владения противника. Доктор Глоссин с улыбкой смотрел на эти устаревшие ухищрения. Теперь война велась иначе.

Он думал о чумных бомбах, о фальшивых банкнотах. Время за этим прошло незаметно. У калитки стало свободнее. С карточкой в руке, поддерживая Яну, он шагнул через калитку. Английские чиновники, бросив на документ короткий взгляд, почтительно дали ему дорогу. Они знали подпись премьер-министра лорда Гашфорда.

Пятью минутами позже поезд тронулся, нырнул во мрак туннеля, пробежал тридцать километров под водой во столько же времени и помчался затем к Лондону по Кентерберийским полям.

Пожилой господин в сопровождении молодой дамы занял номер в большом лондонском отеле. Он назвал себя доктором Глоссином из Абердина, а ее своей племянницей. Сведения, которые он дал дежурному служащему о себе, были настолько безупречны, что заявление о потере бумаг племянницы без дальнейших околичностей было принято на веру.