Наталия Мазова - Киносъёмки Страница 41

И, не дожидаясь ответа, осторожно взял руку Сенты в свои ладони. На одном из пальцев девушки было тонкое серебряное колечко, покрытое прозрачной эмалью с черными черточками, сгруппированными по четыре.

— Сцена из фильма, — сказала Таллэ, не оборачиваясь и пытаясь спиной изобразить полное презрение к незнакомцу. — Эпизод Иорет с Арагорном. Только у Нелдора это получается более убедительно.

— Если ты думаешь, что кольцо "мэйд ин Эрегион", то зря, — сказала Эленсэнт, вырывая руку. — Два года назад я нашла его у своей мамочки в серебряном ломе, с тех пор и ношу.

— "Конечно, бабушка Смеагорла была женщина властная и хозяйственная, но чтобы в ее хозяйстве водились Кольца Власти — это вряд ли", насмешливо процитировал незнакомец.

Мелиан с размаху бросила в сумку незнакомца горсть собранных в траве разноцветных кристаллов и повернулась к нему.

— Ты это кончай, алхимик, — напористо сказала она. — А то мы, конечно, не Саруман, но у нас тоже и без палантира найдется, чем швырнуть. К примеру, котелок с чаем прекрасно для этого сгодится.

Незнакомец окинул ее взглядом, но не насмешливым, а доброжелательным, словно желая сказать: "Ведь я ничем не задел тебя лично, зачем же ты вмешиваешься в эту странную ссору?" И под этим взглядом Мелиан на минуту растерялась и притихла.

— Кто дал тебе имя, Мелиан? — негромко спросил он. — Кто бы это ни был, он не ошибся. Говорят, когда майя Мелиан пела в Валимаре, птицы умолкали и фонтаны переставали бить — так прекрасны были ее песни.

Но Мелли уже овладела собой.

— Например, вот эта, — с ухмылкой сказала она и, вдарив по гитаре, пропела один из самых вызывающих куплетов "Игрового Средиземья":

Паразон, вельможный хам,Для Мелкора строит храмИ устраивает оргии там;Саурон пророком был,Слово «рэссла» возводилВ ранг молитвы, только этим и жил.Ты уймись, уймись, тоска,У меня в груди,Это только присказкаИгры впереди!

Но незнакомец не пожелал выслушивать это хамство под гитару и снова подошел к Таллэ, которая протягивала ему его сумку с засунутыми туда как попало вещами. Ни палантира, ни чего-то подобного она, видимо, не нашла, так как на ее лице ясно читалось разочарование.

— Услуга за услугу, — сказал он, снова вешая сумку на плечо. — Я разрешил тебе покопаться в моих вещах, но за это я хочу увидеть то, что подарила тебе Ариэль.

Таллэ не особенно удивилась. О листке знали и Эленсэнт, и Хелл, и Мелиан, и даже Рози Шелл. Таллэ не носила его открыто из-за того, что один из трех камней не светился, а она не любила украшений с дефектом. Но листок всегда был у нее под одеждой, и она не считала нужным его скрывать. Поэтому она с готовностью вытянула его за цепочку и положила его на ладонь незнакомцу.

В это мгновение свет в одном из двух горящих камней задрожал и начал гаснуть, но незнакомец осторожно дотронулся до него — и он снова ровно засветился, а слуха Таллэ коснулся возглас удивления, смешанного с испугом, принадлежащий какой-то незнакомой женщине.

— Да-а, — протянул незнакомец, ни к кому специально не обращаясь. Вот тебе и Оза… Дошли до невозможного, колдуны — пожарники… Интересно, чьим же станет третий камень?

— Ничего не понимаю, — Таллэ выдернула листок из его рук и снова опустила цепочку за шиворот. — Украшение как украшение, очень красивое, я его люблю. Ариэль, когда его дарила, сказала что-то о великом счастье и великом чуде, но до сих пор я от этого листика ничего чудесного не видела… — вдруг в ее глазах молнией сверкнула догадка: — Уж не его ли ты имел в виду, говоря о знаке Королевского достоинства? Тогда почему же…

Он обнял ее за плечи и еле слышно прошептал ей в самое ухо:

— Просто маленькая гондорка не умеет ждать.

Ни Эленсэнт, ни Мелиан не слышали этих слов и даже не догадывались об их смысле, но они увидели, как Таллэ внезапно выпрямилась и, с потемневшими от гнева глазами, с размаху залепила незнакомцу пощечину.

— Мой недостаток в том, что я слишком хорошо умею ждать! — в слезах выкрикнула она и, дикой кошкой перескочив через костер, бросилась в палатку. Было слышно, как она плачет там.

Эленсэнт, ни говоря ни слова, нагнулась к костру и повернула какой-то рычажок у самой земли. Пламя сразу погасло. В наступившей темнота Эленсэнт встала и молча, не оборачиваясь, ушла в палатку. Мелиан последовала ее примеру, но на прощание крикнула:

— Пока не извинишься перед Таллэ, лучше в Меловой роще не появляйся!

…Через два часа Келли, стараясь производить как можно меньше шума, подкрался к зеленой палатке. Однако ее обитательницы еще не спали изнутри палатка была освещена фонариком, и оттуда доносились негромкие голоса:

— Если даже не из лихолесских эльфов и не из Лориэна, то в любом случае гранасианец. (Келли насторожился — уж не его ли имеют в виду?) Во-первых, акцент, во-вторых, ни один житель Озы не назовет Северный Венец Галактики словами "Ардес Армиэ".

— Но все равно, при этом либо отец, либо мать у него с Озы. Ты видела его волосы?

— Рэссла вирз эдж наск! (Услышав эти знакомые любому гранасианцу слова от Мелиан, Келли содрогнулся.) Ходят тут всякие, и хоррамра их не берет! А ты что думаешь на этот счет, Сента?

— А я вообще не знаю, что и думать, — медленно ответила та. — Иногда мне кажется, что он — самый настоящий эльф, может быть, даже из Нолдор.

— Значит, по твоему же определению, большой мерзавец, — голос Таллэ все еще вздрагивал. — Впрочем, то, что он мерзавец, мы поняли и так…

"Похоже, сегодня я не ко времени", — с грустью подумал Келли и так же осторожно двинулся прочь от палатки, но споткнулся обо что-то и шумно рухнул в траву. Впрочем, те, в палатке, занятые своим разговором, похоже, даже не обратили на это внимания. Тихо ругаясь, Келли поднялся на ноги и только тут увидел то, обо что споткнулся. Это оказалась небольшая фляга из металла, похожего на серебро, вся оплетенная кожаными полосками.

Келли взял флягу в руки, отвинтил крышку и принюхался. Пахло довольно приятно, и он решился отхлебнуть глоток…

Утро этого дня было таким же свежим и чистым, как те капли росы, которыми оно щедро обрызгало траву и кусты. Солнце медленно поднималось над Окой, пронзая своими золотыми стрелами-лучами тающую дымку тумана, дрожащего над водой. Казалось, что в такое утро с его свежестью, с радостными птичьими голосами, с бриллиантовым сверканием капель на золотисто-зеленом фоне не может быть места никаким неприятностям и недоразумениям.

Ариэль осторожно вышла из своего «коралла» — и сразу же влажная прохлада утра обняла ее, как необыкновенное покрывало. Легкий ветерок чуть тронул складки ее темно-красного гондорского платья. Все в Меловой роще еще спало, и Ариэль медленно, словно пробуя ногами тропинку, направилась к реке — не к Андуинской переправе, а к пологому склону, ступеньками сбегающему к излучине. От небольшой полянки, где стояла палатка "партии серых", ее отделяла полоса кустов. Ариэль осторожно пробиралась сквозь эти кусты, стараясь не стряхнуть на себя всю росу, и вдруг заметила, что в кустах кто-то спит. Подойдя поближе, она с удивлением узнала в спящем Леголаса. Его лохмы были влажными от росы, а переливчато-зеленый лихолесский плащ так намок, что почти не отливал золотом. В руках Келли крепко сжимал какой-то предмет, напоминающий флягу. Ариэль попыталась отыскать этому факту правдоподобное объяснение, но у нее ничего не вышло. Тем не менее она решила разбудить Келли и негромко окликнула его: