Дмитрий Поляшенко - Тени у порога Страница 41

— Опять нет. А как же зонд-разведчик?

Гинтас задумался.

Вадковский сказал:

— Присутствуй на Камее разум, запрет на посещение был бы абсолютным. Упавший спутник заменили бы другим, либо нашли иной способ охраны и оповещения. Но других спутников не появилось. Ты думаешь, на Земле не знают о происходящем здесь? Нет, ты правда так считаешь? Да одного этого несчастного спутника достаточно, чтобы прислать сюда эскадру и пару экспедиций высшего уровня проникновения — с десантом и прочим. Оцепить пространство подлета в пределах нескольких световых часов. Маяки, постоянные патрули. Однако, вокруг Камеи тихо. И данный факт, на мой взгляд, — самое странное из всего, что мы успели увидеть. Я думаю, СКАД в растерянности.

— Ну-ну-ну, — протянул Трайнис.

— Либо происходящее на Камее заставило СКАД изменить тактику. Возможно, они тоже не понимают, что здесь происходит.

— Вот это больше всего меня пугает, — Гинтас холодно посмотрел на Вадковского. — Это очень серьезно. Очень.

Роман пожал плечами:

— Я просто размышляю. Одну очевидную версию можешь убрать — разума на Камее нет, раз поблизости от планеты нет возни СКАДа. Но кто-то здесь должен быть, пусть не СКАД, но тогда Академия наук или... кто-нибудь. Невооруженным глазом видно, что планета интересна Земле. Но — никого. Что остается? Сколько сразу неочевидных версий появляется — трудно перечислить... Что мы отмечаем? — он кивнул на бутылку.

— Воды мало, — мрачно сказал Лядов. — Да и расслабиться не помешает... после всего.

— Это точно. Славка, ты что смурной?

— Тоже думаю, — буркнул Лядов.

— Не увлекайтесь, — сказал Трайнис. — Я о вине говорю. Лично меня, Рома, поражает не отказ пятикратно дублированного глайдера, а некоторые странные, мягко говоря, совпадения, случившиеся с нами.

— Поясни, — пробормотал Вадковский, пробуя вино. — М-м! Ты рецепт повторил в точности?

— Да, — сокрушенно вздохнул Лядов.

— Ага. Головная боль, жажда.

— Я и говорю — не увлекайтесь, — повторил Трайнис. — Вдруг впереди снова надо будет карабкаться и балансировать.

Но в его голосе не было настойчивости. Трайнис думал.

Вадковский посмотрел на друзей. Неумытые, словно покрытые неровным загаром, в расстегнутых, скинутых до пояса комбинезонах с одинаковыми рваными дырами на боку, перемазанные зеленью, пылью и сажей, они вдруг показались повзрослевшими. На лицах была усталость, спокойствие, немного угрюмости, чуть тревоги и совсем чуть-чуть удивления. В позах — усталость, но и готовность без промедления подняться и, не раздумывая, взяться за что-нибудь многотрудное. Увиденное вызвало у Вадковского улыбку и потепление в душе — с такими людьми должно быть не страшно нигде.

Вдруг резко ощутилась нехватка костра. Огонь не защищал от непогоды, как стены самой убогой хижины, но даже оставляя незащищенными спины, давал людям, сидевшим перед ним, нечто другое. Не защиту — противовес страха, — неясную мечту в образе постоянно рвущегося вверх пламени.

Роман набрал полный рот приторно-сладкой жидкости и залпом проглотил вино. Зажмурился. Запах ударил в нос, защипало. Вкус был очень необычен. Вадковский потер нос кулаком.

— Ромка! — воскликнул Трайнис.

Тот открыл глаза, просипел:

— Оно же слабое. Сам попробуй. — Вадковский откашлялся. — Я вот тебе еще одну версию убью. Тебя пугают некоторые совпадения. Я понимаю, какие. Но смотри: мы перешли на эту сторону, ушли, получается, от огня — и дерево не рухнуло.

— Ты прав, — медленно сказал Трайнис. — Это мне тоже не нравится. Это нарушает наметившуюся схему событий.

— Значит, все еще сложнее. Проще было уронить нас в пропасть.

— Ты, никак, не доволен этим? — усмехнулся Вадковский.

— Я не люблю ходить с незакрытыми тылами. Лучше знать опасность.

— Верно.

Повисла тишина.

Булькнув бутылкой, небольшой глоток сделал Лядов, тихо спросил:

— Никто ничего не почувствовал за эти сутки?

— Не-ет, — протянул Трайнис, присматриваясь к Лядову. — Ну-ка рассказывай.

Вадковский хотел было рассказать о своем сне, но передумал. Сон как сон. Не кошмар, не вещий — никому не интересно.

— Сложно объяснить, — сказал Лядов. — Я думал, прилетев на выбранную планету — я не знал, что это будет Камея, — мне станет легче, ну, цели своей достигну, что ли. Но легче не стало, наоборот, что-то усугубилось. Я не понимаю, зачем мы здесь. Томление какое-то.

— Подожди, — сказал Трайнис. — Мы же на Земле сформулировали цель полета.

— Да... — с затруднением произнес Лядов. — Но сейчас я не вижу в ней смысла. Какое мне дело до XX века? Я не историк, не ретро-психолог. Дилетантски интересовался, изучал материалы. Да, была непонятная страсть к древностям. А найдя дневник поэта, я просто заболел. Несколько недель я был этим Еленским. Вы не заметили?

— Ты часто бывал задумчив, — вежливо сказал Трайнис.

— Ты мне начинаешь напоминать псевдоноогенный феномен, — сказал Вадковский. — Я помню, как ты с азартом убеждал меня готовиться к профессии прогрессора на натуре.

— А ведь неплохо получалось, — усмехнулся Лядов.

— Пожалуй, — согласился Вадковский. — Все было очень грамотно обставлено. Старые книги, напильники. А помнишь, как разводили огонь под дождем?

— Помню. «Испытать ощущения побега»... — Лядов поморщился. — Тогда — да. Но теперь... Не то это все.

— Слава, я чувствую ты куда-то клонишь. Но если вы с Ромкой попытаетесь связать твою историю с происходящим на Камее — я не соглашусь. Но факт остается фактом — тебя действительно что-то тянуло. Конечно, не сюда конкретно, но — с Земли. Совершенно не получается, — тихо сказал Трайнис. — Не рационально. Не разумно. Но как будто все завязано... Да нет, чушь.

Лядов дернул плечом:

— Я тоже мистикой не интересуюсь. Но сам видишь, к чему все это привело.

— В отчете сказано: «псевдоноогенные феномены», — напомнил Роман. — Там ни слова об их искусственном происхождении — заметили? Псевдоноогенные. Долго еще идти?

— Долго, — сказал Трайнис. — Очень. А с такими приключениями...

Вадковский, поколебавшись, глотнул вина.

Гинтас взглянул на него и промолчал.

Роман лег на спину. Деревья кренились, далекий зеленый полог плыл над головой, земля покачивалась под лопатками. Глаза закрывались сами собой. Было тепло и уютно. Гудящие от усталости ноги и руки растворились в неге, стали воздушными шариками. Вадковский едва не рассмеялся от наслаждения — не смог, отяжелели веки, губы.

— Пусть поспит, — сквозь нарастающий шум долетел голос Трайниса.

Вадковский открыл глаза и уставился в далекий неровный зеленый мутно светящийся потолок. Целую секунду он соображал, где находится. Его родная комната мгновенно унеслась и растаяла вдали. Когда Роман наконец сообразил, то почувствовал боевой азарт и разочарование одновременно.