Яна Дубинянская - Письма полковнику Страница 41

Я сначала хотела вообще тебе не писать. Никогда больше! Какой вообще смысл переписываться с человеком, который настолько… Ты, наверное, просто не подумал. Отцовская ревность, эмоции и всё такое. Но, папа, в государственных делах ты же не позволяешь эмоциям брать верх над разумом! А это важнее, чем государственные дела. Это моя жизнь, ты понимаешь?!

Может быть, ты не до конца понял. Я боялась писать открыто, одни намеки, по которым тебе могло показаться, будто оно так, несерьезно, флирт. Так вот: мы с Мишей любим друг друга! Любим!! Любим!!!

Еще раз написать или хватит?

У нас с ним очень серьезно, папа, ты уж постарайся поверить. И никакое не «физиологическое влечение, естественное в моем возрасте», как ты пишешь. Мы же знакомы целую вечность, мы дружим, у нас общие интересы, взгляды, робота, планы на будущее — всё!!! Когда ты мне предлагаешь «выкинуть это из головы», я не знаю, смеяться или рыдать. Да в моей голове тогда просто ничего не останется! Это вся моя жизнь. Наша жизнь. Общая. Она уже есть, и ты тут ничего не сможешь поделать!!!

Много восклицательных знаков, да? Тебе всё еще кажется, что я пишу глупости? Эмоции через край и ничего больше? Ладно, сейчас изложу доводы разума. И очень надеюсь, что ты ответишь тем же.

Начинаю. За кого ты вообще рассчитывал выдать меня замуж? Здесь, в Срезе, ни с кем из тех, кого ты называешь «равными», я встретиться в принципе не могла! Может быть, ты уже вел насчет меня какие-то дипломатические переговоры? И собирался прислать мне из Исходника готовенького жениха, как в детстве присылал сеньорит в подружки? Если так, удивляюсь тебе. Ты что, не помнишь, чем кончилось тогда с сеньоритами?

Или ты хотел все-таки вывезти меня в Исходник? Теперь, когда в стране установились спокойствие и стабильность, наверное, уже безопасно. Но, во-первых, ты опоздал. А во-вторых, представляю, как бы я там выглядела, в вашем высшем обществе. Чуть-чуть получше, чем Драго, и не говори, что это не так! На меня бы смотрели в лучшем случае как на диковинку из дикого Среза. И какой-нибудь… в общем, стал бы меня обихаживать только потому, что ему нужен ты, союз с тобой, твое покровительство. Скажешь, неправда?

Или что ты там для меня планировал?

А я, видишь ли, способна и планировать, и выбирать, и решать сама. Я твоя дочь. Принцесса Эва Роверта. Мне уже исполнилось восемнадцать! И я выхожу замуж за Михаила Анчарова независимо от того, что ты думаешь по данному поводу. Если это означает полный разрыв отношений между нами — значит, так и будет. Но я надеюсь, что ты меня все-таки поймешь.

Вот и всё. Жду твоего письма. И газет пришли, интересно же. Может быть, мы с Мишей поедем в свадебное путешествие в Исходник, так надо же хоть немного ориентироваться, что там происходит. А тебя мы приглашаем и очень ждем на свадьбу. День пока не назначаем. Очень хотелось бы обсудить и его, и всё остальное с тобой.

Мише я твое письмо не показывала. Давай считать, что его, того письма, и не было, ладно? Драго передает тебе привет. Ему я тоже ничего не говорила, чтобы не волновался. У него уже скоро.

Напиши мне. Хорошо-хорошо подумай и напиши.

ГЛАВА V

— Да нет, ножик все-таки был, — задумчиво произнесла она — Не полный же ты идиот.

— Ты думаешь? — слегка воспрял Толик.

Выглядел он неважно: красные глаза, слипшиеся ресницы, бритая голова словно подернулась сизым слоем плесени, футболка и шорты первые попавшиеся, несвежие: ни с стиля, ни куража. На ночных снимках рядом с училкой (если это и в самом деле она; с ума сойти!) он вышел куда так интереснее. Что нам стоит? — умеючи и хорошей оптикой. Она, Маша, ухитрилась выбрать прикольные ракурсы, эти фотки и в фотошоп загонять не надо.

Сейчас они поникли головами вниз, зажатые между двумя не очень чистыми Толиковыми пальцами. И на фига, спрашивается, было печатать их втихаря на студийной технике, если ему по барабану?

— А куда он его в таком случае дел?

— Чего? — Она еле врубилась в смысл вопроса. — А, нож… в рукав спрятал, мало ли.

— Он был с короткими рукавами.

— Какой же ты зануда… Значит, в карман сунул, той штуки, которая у него на локте висела. Элементарно.

— Ты сняла?

— Что?

Толик сорвался с места, заходил туда-сюда по горячим плитам набережной; внутри у него бурлило, пузырилось и посвистывало, как в закипающем чайнике. Нет, ну какого черта? Наконец-то законный перерыв между съемками, стадо звездулеток давно плещется в море, а она… А всего-то надо было — послав его вчера подальше, быть последовательной и никуда не идти. Тогда бы сейчас она с чистой совестью считала, что у Толика окончательно поехала крыша под раскаленным солнцем.

— Слушай, а пошли на пляж. Там поговорим.

Взвился, подпрыгнул, словно крышка чайника, дошедшего до кондиции:

— Какой пляж?! Меня хотели… хотят убить, а ты…

Обреченно вздохнула:

— Хорошо. В тень хоть отойти можно?

Выбросив часть пара, Толик позволил увести себя в кафешку под открытым небом, вернее, «Под платаном". Маша прониклась этим заведением еще во время съемок, разглядев его в подробностях через объектив: столики сгрудились вокруг толстенного ствола, в дупле помещается автомат для разлива пива, а мощная крона не пропускает солнца. Взяла им обоим по светлому, уселась напротив Толика, закурила. Красота. Не хуже пляжа. Если б еще Толиковы проблемы оказались, как всегда, виртуальными, словно интернет-издание «По следам»…

Вряд ли. Она сама видела.

— Ты сняла?!

— Кое-что. Но там брак, почти ничего не видно.

— Где фотки?

— В аппарате. Я не стала печатать.

— Эту хрень печатала, а те не стала?!

Он с размаху бросил веер фотографий на стол, будто проигравшийся картежник. Огни, танцующие пары, женщина в красном платье с бокалом красного вина… И сам Толик, мачо хоть куда: и не скажешь, что поджилки у него трясутся, а морда из последних сил сохраняет подобие кир ича. Она, Маша, старалась, а он… Вот гад.

— Договорились, — она сгребла снимки со стола. — Больше я никакой хрени не печатаю и не снимаю. Пускай обломаются.

— Ты что?! Они же меня… то есть нас…

— Тебя, Толик. Тебя они запугали. А меня — нет.

Он засопел, подходя к новой точке кипения, но сдержался, залив ее длинным глотком пива. Облизал пену с губ, Протянул руку:

— Покажи.

Маша показала, с трудом добыв нужные кадры из-под нескончаемых нимфеток верхом на драконе. Толик усердно вертел в руках фотоаппарат, пытаясь найти угол, под которым несколько темных фигур на темном фоне чуть меньше отсвечивали бы на крохотном мониторе. По правде говоря, тут она действительно лажанулась. Фокусное расстояние слишком длинное, вспышка не взяла, да и выдержку ночного режима не получилось додержать до конца… короче, фотки уже не вытянешь. Да и смысл? Самое разумное — вообще выйти нафиг из чужой игры с непонятными правилами. Она, Маша, с самого начала не могла врубиться, зачем лично ей какая-то дочь какого-то полковника…