Вадим Охотников - В мире исканий Страница 41

«Я стою, — говорит Петя, — и ничего не вижу перед собой от радости и удивления».

«Сделаем! Конечно, сделаем! — отвечает он Богуцкому. — Отъезд из Ленинграда я отложу, если нужно. Давайте буду помогать!»

«Только одно условие, — говорит ему Богуцкий: — все это должно быть, как вы сами понимаете, в секрете. Ни один лишний человек не должен знать, даже ваш товарищ, лейтенант».

«Я было начал возражать, — говорит Петя, — но он очень уж настаивал».

После этого разговора Петя перетащил к профессору свои граммофонные пластинки, не говоря мне ни слова, и начал с ним работать. Оборудования и станков, еще не эвакуированных, у Богуцкого оставалось много. Только людей нехватало.

«Я даже не знаю, как бы они без меня обошлись», говорит мне Петя.

«Ну, и в каком положении это дело теперь?» спрашиваю я.

«Представь себе, что прибор совершенно готов! — отвечает Петя. — Нужно сказать, работали мы все не покладая рук. Да ты сам вчера ночью слышал мою пластинку… Это уже производилась регулировка.

Устройство прибора очень несложное, — продолжает Петя. — Специальный электрический коммутатор по строго рассчитанному времени произведет включение электрозапалов у различных зарядов взрывчатки, заключенных в резонансные камеры. Благодаря этому должен получиться не один взрыв, а ряд быстро идущих один за другим. Все сольется в мощный звук, точно такой, как у меня зафиксировано на пластинке. И если тот самолет действительно погиб от звука, то и другие, такой же конструкции, возможно, последуют за ним. Но вот что я тебе должен сказать…»

Петя сделался необыкновенно серьезным и говорит мне уже шепотом:

«Есть в приборе, по-моему, некоторые неясности… Выдержит ли нагрузку отражатель, предназначенный для направления звуковой волны кверху? Достаточно ли крепки перегородки, отделяющие одну резонансную камеру от другой? Ну и еще разные мелочи… Ты понимаешь, машина вообще рассчитана на воспроизведение по крайней мере двухсот звуковых «выстрелов». Но вот самый первый меня сильно беспокоит… Богуцкий и слышать не хочет о том, чтобы в нашей работе приняли участие еще какие-нибудь люди. В последнее время он даже ко мне стал относиться пренебрежительно. Все время умаляет значение моей пластинки, уверяет, что можно было обойтись и без нее и конструировать задуманную машину на основе одних математических расчетов.

Я нисколько не обижаюсь на него и согласен с тем, чтобы о моем участии даже не знали, лишь бы прибор действительно стал работать, — говорит Петя. — Если бы моя помощь как механика в настоящее время не была нужна, то я давно бы оставил его в покое. Но ты понимаешь, им там без меня будет все-таки трудно…

А нужно было бы пригласить на помощь еще некоторых специалистов. Следовало бы поставить это дело шире.

Ты понимаешь, он собирается все это преподнести сюрпризом. Это уж никуда не годится. Он, конечно, стремится принести нашей родине пользу, и не маленькую. Но нельзя его оставлять одного, без хорошего товарищеского коллектива. Два сотрудника, работающих с ним, тоже начинают понимать, что такую ответственную работу так вести нельзя. Вот сегодня ночью…»

Здесь Петя остановился на полуслове, стал прислушиваться и вдруг побледнел.

«Что с тобой?» спрашиваю его.

«Разве не слышишь: воздушная тревога!»

А я задумался над тем, что он мне рассказал, и действительно не заметил, как на дворе завыли сирены.

«Ну и что ж такого, что тревога! Разве ты впервые ее слышишь?» говорю ему.

Петя встает и начинает ходить по комнате.

«Я все-таки пойду, — говорит он. — Не могу я его оставить одного, без меня ему будет трудно. Сегодня намечается небольшой опыт… Возможно, что все обойдется благополучно».

Я не стал его задерживать, и он ушел.

Тогда мне было трудно сразу во всем этом разобраться.

Действительно, положение серьезное! Нужно как-то повлиять на Богуцкого, помочь ему.

Подумав немного, я решил твердо: необходимо немедленно пойти в штаб и там объяснить положение дела.

Когда я вышел на улицу, бомбежка была уже в полном разгаре. Высоко в безоблачном небе гудели вражеские самолеты. Лунная, с заморозком ночь немного успокоила мои нервы, но тяжелое предчувствие, появившееся у меня вскоре после ухода Пети, оставалось.

Быстрым шагом направился я к расположенной вблизи танковой части, где мне могли бы дать машину, и уже через несколько минут ехал в ней по направлению к городу.

Равномерный шум автомобильного мотора, работавшего на полной скорости, иногда заглушался недалекими разрывами фугасных бомб. К каждому из них я невольно прислушивался, ожидая услышать совсем другое.

Мы были на полпути к штабу, когда хорошо знакомый рев отчетливо раздался сзади.

Я выскочил из машины, стараясь угадать направление, где должен находиться институт.

Рев, продолжавшийся всего несколько секунд, уже прекратился, и кругом наступила относительная тишина. Я увидел несколько горящих и падающих самолетов, но до моего сознания это доходило как-то слабо. Слишком тревожила меня судьба Пети и остальных товарищей. Не случилось ли чего-нибудь, живы ли они?

Надо скорее вернуться! И мы помчались в обратном направлении, развивая бешеную скорость.

Когда подъезжали к территории института, уже звучал отбой тревоги и из бомбоубежища выходил народ. Мне пришлось бежать через парк по направлению к лаборатории Богуцкого вместе с людьми из спасательного отряда.

Здание охватил огонь. Рядом со зданием была видна огромная воронка, по-видимому на том месте, где стояла резонансная машина. А через некоторое время я решил, что ни Пети, ни остальных товарищей, вероятно, уже нет в живых.

На следующий день мне срочно пришлось улететь из Ленинграда без Пети…

Рассказчик замолчал, как бы прислушиваясь к стуку капель дождя, забарабанивших в окна, и нам стало ясно, как тяжелы ему эти воспоминания.

— Когда я докладывал о случившемся, — продолжал он, — мне мало верили. Каких-либо серьезных доказательств, собственно, не осталось. Пожар здания, воронку возле него и гибель товарищей каждый легко мог объяснить попаданием обыкновенной бомбы.

Единственно, что было вне всякого сомнения: в эту ночь на территории города и в окрестностях нашли четыре сбитых «Юнкерса-88». По заявлению штаба противовоздушной обороны, это были все «юнкерсы», какие только участвовали в том небольшом налете.

О странном рассказе лейтенанта Воронова мне пришлось вспомнить еще раз совсем недавно.

В одном из наших научно-исследовательских институтов мне рассказали, что механик Петя Янин остался жив и спустя некоторое время вышел совершенно здоровым из госпиталя. Не пострадали и сотрудники Богуцкого. О судьбе самого Богуцкого мне ничего не могли сказать.