Владимир Яценко - Бог одержимых (сборник) Страница 42

Первое судно он теряет во время зимовки. То самое, предназначенное для разведки. Больше медлить нельзя и Фернан вводит свои корабли в пролив между южной оконечностью Патагонии и Огненной Землёй. Снова и снова спрашивает Фернан своих капитанов: не хочет ли кто повернуть обратно? Против его надежд, таких охотников нет: то ли из страха перед скорым на расправу португальцем, то ли из-за предчувствия близости цели.

Только когда один из кораблей разбивается и тонет, другой, предназначенный для шпионов Его величества, поворачивает назад. Лишь теперь Фернан смело выходит в воды Южного моря, которое его матросы назовут Тихим океаном.

Голодными месяцами флотилия из двух кораблей упорно пересекает бесконечную водную гладь. Крик марсового "Земля!" означает для Фернана начало заключительного, третьего этапа осуществления его планов.

Не странно? Нет?

Без карты и спутниковой навигации, парень в точности выводит к островам остатки флотилии в неизвестном океане. И никого это не удивило… В те "времена" — понятно. Карты планеты не существовало. Представить себе вероятность трёхмесячного перехода через Тихий океан и ТОЧНОГО выхода к заданным островам никто не мог. Но сейчас-то вы умные! Взгляните на карту и признайте — в тех условиях, без GPS, без современных систем точного определения широты и долготы, точно выйти к цели корабли Фернана не могли.

Но вышли.

Чудо? Не большее, чем множественность жизни вашей единой Души.

Не большее чудо, чем грядущее воссоединение, которое кто-то полагает Апокалипсисом, кто-то Армагеддоном, кто-то Страшным судом. Только ничего страшного не произойдёт… всего лишь вернётесь в исходное состояние.

Для чего это всё? Для чего разделение, а потом воссоединение?

Нашли, у кого спрашивать…

У кочегара в машинном отделении будете интересоваться, куда плывёт пароход?

Откуда я знаю?! Просто закончится один этап подготовки Души, и начнётся следующий.

Как у наших героев…

Через год в Константине признали человека.

Появились друзья-приятели.

В конце концов, это была одна команда по лёгкой атлетике. Исполнительность и упорство вызывали уважение. Вот только все ошибочно полагали, что его устойчивость перед столичными соблазнами и рабское подчинение требованиям садиста-тренера — следствие провинциальной убогости фантазии. Это было не совсем так: столичные соблазны меркли на фоне главного — он хотел быть с Галиной. И он был доволен.

Мышцы ног адаптировались к нагрузкам. Он удачно выступил на Содружестве, уступив только Миловичу. Прилично засветился на Спартакиаде, заняв почётное третье место. Для первогодка это был очень хороший результат. Посреди семестра зачислили на второй курс заочного отделения юрфака МГУ и присвоили звание младшего лейтенанта.

Теперь он кормился в кафе, "что для других закрыто", получил, наконец, адидасовскую спортивную форму, стал чаще видеть Галину, и мог ночью спать.

Он чувствовал себя на взлёте. Поэтому приглашение на летние командные сборы в Чехословакию перед первенством Европы Константин принял как должное.

На сборах он не стал терять времени.

Ему было достаточно пяти вечеров из четырнадцати отпущенных, чтобы составить и привести в исполнение дерзкий план. Валюту Родина для своих героев не жалела, и он, купив дорогой "грюндик", начал потихоньку приучать отдыхающих спортсменов к звучанию магнитолы. Близость границы капиталистического окружения позволила слушать радиостанции, круглосуточно передающие чудесную танцевальную музыку вперемежку с пустыми, бессодержательными и совсем несмешными репликами разноголосых дикторов. Быстро изучив музыкальные вкусы Галины, Константин составил свою музыкальную программу и на шестой вечер, тайком, вместо приёмника включил магнитофон.

— Добрый вечер, добрый вечер, дорогие советские спортсмены, — забубнил диктор с сильнейшим немецким, как Костику казалось, акцентом. Текст читал он сам, но его голос был неузнаваем. — Сегодня свою музыку мы посвящаем вам и только вам…

Танцы расстроились. Все в недоумении посматривали на магнитолу, с удивлением приподнимали брови, перешёптывались…

Константин наблюдал за их реакцией. "И где же их столичная фантазия? — спрашивал себя Костик. — Неужели никто не догадается"?

Он предусмотрел этот ступор. Ему было нужно, чтобы они танцевали. После первой текстовки на русском языке, прошло три танцевальных мелодии, потом опять искажённый платком голос Константина полторы минуты молол какую-то чушь. На этот раз на их лицах появились улыбки. Некоторые даже аплодировали далёкому "немецкому комментатору", который сумел обратиться к ним на русском языке.

Они танцевали.

Только на четвёртый раз, Константин рискнул высказаться.

Под чарующую мелодию из "Шербургских зонтиков", он описал платье Галины, сообщил, что в нём танцует самая прекрасная женщина Советского Союза, в которую безнадёжно влюблён парень, сидящий за вторым от двери столиком, в чёрной рубашке и с белой гвоздикой, выглядывающей из нагрудного кармана. Следующую мелодию этот парень просил прокрутить два раза, специально, чтоб подольше потанцевать с любимой…

К концу монолога все стояли.

"Что ж, — сказал себе Константин. — Если полез в кипяток, не стоит прикидываться мороженным".

Он поднялся со стула, поправил рубашку за поясом брюк и решительно двинулся сквозь застывшую толпу к Галине…

Получилось много лучше, чем он ожидал.

… Недельный секс-марафон перечеркнул все надежды тренера на пробу сил команды. Костик легко уступал соперникам секунды, Галина — десятые, командный зачёт полз вниз, а влюблённые в пьяном угаре не слышали ни тренерских угроз, ни ворчания замполита…

Но истинные масштабы своей шутки Константин сумел оценить только по возвращении в Союз. Им обоим закрыли визы, отобрали синие паспорта и взяли подписки о невыезде. Они в разных кабинетах писали объяснительные и отвечали на вопросы недовольных людей с застывшими лицами в одинаково измятых скучных костюмах.

Константин отдал кассету с записью, которая тут же получила громкое имя "Вещ. док. N 1".

"Громкое" — потому что других "доказательств" не было. Он настаивал на том, что идея принадлежит ему, что сообщников у него нет, что Галина тут ни при чём, что свои чувства к ней он ни с кем из берлинского радио не обсуждал…

Следователь, недоброжелательный молодой человек, не верил ничему и всё допытывался о подробностях аморальных отношений подследственного с комсомолкой Тульчевой. Были ли интимные отношения, сколько раз и в каких позах? Костик внимательно слушал вопросы, несколько суток молчал, а потом, не выдержав, пообещал при личной встрече набить следователю морду, и попросил занести свои слова в протокол…