Александр Плонский - Будни и мечты профессора Плотникова Страница 42

Во время выстрела распоряжается он, как и при погрузке контейнера. А я наблюдаю...

Унылая картина - дно Марианского желоба. На такой глубине обитают лишь бактерии (их, разумеется, не видим) и несколько десятков видов беспозвоночных, так называемое население ультраабиссали. Водорослей нет в помине. Вечная ночь, мгла. В свете прожекторов - ровное, однообразное дно. Этакое вывернутое наизнанку высокогорное плато - гигантский разлом земной коры. Океанское ложе устлано здесь рыхлыми серыми терригенными осадками. В них мы и роемся. Каждая находка (будь она неладна!) - награда за долготерпение.

Наступил желанный день, когда Ленька, отстегивая электроды биоманипулятора, бросил через плечо:

- Отсек заполнен, пора отчаливать.

Меня удивило, каким тусклым тоном это было сказано. Если бы я тогда знал...

- Устал? - спросил я Леньку.

- Есть немного...

- Иди отдыхать. Сейчас моя очередь!

Когда всплываешь, а затем взлетаешь к Солнцу впервые, это событие, какое бывает раз в жизни. После вырабатывается привычка, потому что все повторяется вновь и вновь. Но ощущение праздника остается. Представьте: мертвая чернота океанской бездны медленно отступает перед надвигающимся светом, он набирает мощь и вдруг взрывается, обрушивается слепящей лавиной. Сердце полнится безотчетным, неосознанным ликованием.

Перед выстрелом ликование переходит в азарт, нервную дрожь... Кульминация, пик. Корабль вздрагивает. Торможение вдавливает в анатомическую кривизну кресел. Теперь нужно в считанные минуты скомпьютеризировать оптимальную траекторию выхода: масса "снаряда" всякий раз иная, различна и отдача при выстреле.

И вот управление кораблем передано автомату - всё, конец празднику, возвращаемся в будни...

Праздник всегда короток.

- Пора, - сказал Ленька, облачаясь в противорадиационный скафандр.

- Еще десять минут...

Ленька не ответил, шагнул в шлюз, задраил за собой люк.

- Порядок! - послышался его голос, потом донеслись первые такты "Индонезии" - без слов и, как показалось мне, в минорном ключе. Частотная характеристика устройства связи безукоризненна, чего нельзя сказать о Ленькином слухе. Я решил, что Ленька по обыкновению фальшивит.

Затем наступила тишина.

- Как дела, старик? - спросил я, прикрывая шутливым тоном охватившую меня тревогу.

- Слушай внимательно, командир!

Никогда раньше Ленька не обращался ко мне столь официально. Обычно слово "командир" он произносил с дружеской усмешкой. Сейчас я ее не почувствовал...

- Сядь в кресло, пристегнись, - продолжал Ленька. - Сейчас мы расстыкуемся, и я включу тормозной двигатель.

- Ты с ума сошел! - завопил я. - Стреляй и мигом назад! Приказываю!

Я кинулся к пульту управления, почти дотянулся, но резкое торможение сбило меня с ног. Лежа на полу, я отыскал взглядом обзорный дисплей: Солнце - светлый кружок и на его фоне черное пятнышко - промежуточная ступень с неотстрелянным носовым отсеком - сошли со своего места в центре экрана и медленно смещались к периферии.

- Что ты наделал!

У меня перехватило горло.

- Я не мог поступить иначе, командир. - Голос Леньки звучал так громко и разборчиво, словно мы по-прежнему были вместе. - В носовом отсеке ядерная боеголовка. При выстреле она бы взорвалась. Ее сплющило давлением воды. Как еще не раздавило!

- И ты...

- Лучше один, чем оба... и "Голубка"... А промежуточная ступень отстыковывается только изнутри, ведь обычно в этом нет надобности. Скажи там конструкторам насчет нестандартной логики...

- Ты знал о боеголовке с самого начала?

- Да.

- Почему не сказал?

Пауза. Я зримо представил, как Ленька пожимает плечами.

- Зачем?

- Нужно было оставить!

- Она могла взорваться в любой момент. Прежде чем решиться, я... Ведь если не мы, то кто же?

- Как посмотрю в глаза людям? - простонал я.

- Не беспокойся, командир. Есть же черный ящик, в нем запись нашего разговора. Ты не виноват. Должностное преступление совершил я. Только судить меня уже не придется...

- Кто дал тебе право решать за нас двоих? На твоем месте был бы я!

- Знаю, командир. Поэтому и скрыл от тебя.

- Никогда тебе этого не прощу! - выпалил я дурацкую фразу.

- Когда-нибудь простишь, - ответил Ленька серьезно. - А сейчас выполни мою просьбу, ладно? Споем напоследок!

"...Песня вдаль течет, моряка влечет в полуденные твои края. Ты красот полна, в сердце ты одна, Индонезия, любовь моя..."

Я не пел - надрывно кричал, словно криком своим мог спасти Леньку.

И не сразу заметил, что он умолк.

Я включил автопилот, задал программу посадки на Главную базу, сел в кресло и... зарыдал.

Как жить дальше? Снова в Марианский желоб, без Леньки, с кем-то другим? Не смогу!

И я понял: как бы ни сложилась моя дальнейшая жизнь, одно я выполню наверняка - напишу реквием и посвящу его Леньке. Ведь перед тем, как поступить в гидрокосмический институт, я с отличием окончил консерваторию по классу композиции. Искал что-то свое, срывался... Сочинил симфонию, она провалилась. Вторую тоже освистали - в переносном смысле, конечно.

"Бездарь!" - вынес я себе приговор и оставил музыку. Думал навсегда. А Ленька верил в меня. "Твой талант еще заработает!" - сказал он мне как-то. И вот, музыка бунтует в моей душе, требует выхода". "Requiem aeternam dona eis..." - "Покой вечный дай им..."

"Твой талант заработает!.." Я вдруг уверился в этом. Неудачи были закономерны: мало понимать рассудком, что "симфонизм - это художественный принцип философски-обобщенного диалектического отражения жизни в музыкальном искусстве". Только собственный жизненный опыт, только рубцы на сердце, радость и боль, весь круговорот бытия могут дать материал для "отражения" и "обобщения". А у меня материала не было. Я пытался превратить вакуум чувств и переживаний в нечто великое. Обязательно великое - малое меня не устраивало! Тогда я еще не дорос до понимания того, что гегелевское "свое другое" - результат развития "по спирали".

Ничтоже сумняшеся, я пытался эксплуатировать технические возможности компьютерных музыкальных инструментов, эту богатейшую палитру выразительных средств. Меня научили ими пользоваться. Но не дали и не могли дать главного - того, что достигло трагической кульминации час назад. Того, что пришло ко мне на дне Марианского желоба и в полете к Солнцу...

Я выстрадал свое право на симфонию. Предстоит долгая и тяжкая работа - она меня не страшит. Пусть на нее уйдет вся моя жизнь, неважно. Пусть я создам одно единственное произведение, но оно должно быть достойно Леньки.

Героическая симфония "Реквием Марианского желоба". Квинтэссенция проблем жизни и смерти. Воплощение идеи долга и самопожертвования. Синтез будней и праздников...