Отпуск в тридевятом царстве (СИ) - Бахмайер Галина Владимировна Страница 43

— Почему?

Диклест ответила не сразу.

— Он очень сложный человек. Мужчины обычно так предсказуемы, а Чарли… Никогда не поймешь, о чем он думает, никогда не знаешь, что сделает в следующую минуту. Он будто сам видит тебя насквозь, и от этого как-то неуютно. И внутри он не такой, как снаружи, — Энн сделала паузу, подбирая слова. — Мне иногда кажется, что все-все, что он делает — это просто игра. Словно в нем и там, и тут живут по две совершенно разные личности. В утопии он поначалу просто душка — внимательный, галантный, ласковый; как вдруг резко меняется, делается холодным, безжалостным. Из-за чего — непонятно, а перехода не замечаешь, пока не становится поздно. Чувствуешь себя сидящей на пороховой бочке. Это так утомляет… А в реале он вообще другой: то совсем простой, веселый, открытый — и тут же отстраненный, чужой, подчеркнуто официальный. Нет, я бы не согласилась терпеть его постоянно.

Я задумалась. Во всех выводах Энн явственно ощущался осадок ее обиды на Уокера за их единственный совместный рейд. В чем-то она была права, я тоже иногда замечала за Чарли подобные вещи, хотя на мой взгляд, это никогда не бывало настолько уж выражено. По-моему, Энн, привыкшая выстраивать отношения с мужчинами по своим правилам, слишком уж заостряла внимание на непредсказуемых перепадах его характера. Ко всему ведь можно приспособиться, если научиться понимать Уокера и принимать его таким, каков он есть. А научиться, пожалуй, стоило. Несомненные достоинства этого неординарного человека ощутимо перевешивали все его известные мне недостатки, а ведь это так редко встречается среди огромной массы эгоистичных посредственностей, гордо именующих себя настоящими мужчинами. Я уже видела Чарли в условиях, требующих самых разных умений, и не сомневалась, что в любой жизненной ситуации он всегда окажется на высоте, что бы ни делал. Он был надежен, действительно надежен, несмотря ни на что.

Тут я поймала себя на том, что начинаю думать о Чарли так, словно решается вопрос о нашем совместном будущем. Я заставила себя прекратить это — все равно ни к чему не приведет.

— Мне почему-то кажется, — вдруг произнесла Энн, — что ты-то как раз и сможешь найти с ним общий язык. Любовь помогает женщине мириться со многими трудностями. А ты в этом смысле сильнее меня, ты вынесешь любую его жестокость.

— Чарли вовсе не жестокий, — возразила я. — Он всего лишь предъявляет к другим людям те же требования, что и к себе самому. Он безжалостен в первую очередь именно к себе, и считает это нормой.

У Энн стал такой вид, будто ей в голову пришло что-то необыкновенное.

— Знаешь, а я, кажется, поняла, почему он выбрал именно тебя, — слегка улыбнулась она. — И не спрашивай, почему — все равно не скажу.

Без пробуждения мнемоника неопытному рейдеру поначалу трудно помнить, что он отсутствовал в реальном мире секунды, а не месяцы. Когда командировки совершаются всего раз в день, это еще можно уложить в голове, но для меня тот этап остался в прошлом. Теперь мой реальный рабочий день был расписан полностью. Чарли показал мне, как именно лучше всего вести дневник или список текущих дел для реала. У меня выдался небольшой перерыв на это, пока Уокер смотался в две курируемых им утопии. Потом мы с ним снова отправились в очередной незнакомый мир.

Это был влажный лес каменноугольного периода. Колючие стволы гигантских древовидных папоротников, совершенно фантастические мхи и невероятное многообразие удивительных насекомых.

— Да-а… — пораженно протянула я, восторженно озираясь по сторонам. — На такой глубине я еще не бывала.

— Палеолит — это ерунда, — явно наслаждаясь моей реакцией, бросил Чарли. — Вся история человечества занимает на шкале эволюции лишь крошечный отрезок. Я покажу тебе еще много интересного. Как насчет юрского периода? Нет, лучше попозже, когда наберешься опыта — там очень опасно. Или, например, Пангея и безбрежный океан, как ты любишь.

— А с чего ты взял, что я люблю один океан? — возразила я, сорвав чешуйчатую маковку огромного синеватого хвоща. Жесткая на вид, наощупь она оказалась бархатной. — Мне куда интереснее то, что за горизонтом.

Уокер долго смотрел на меня, чуть улыбаясь. Потом посерьезнел и спросил:

— У тебя сегодня все в порядке в конторе?

— Да, все отлично, — автоматически ответила я, и только после этого поняла, о чем именно он спрашивает. От Чарли не укрылась резкая смена моего настроения.

— Неправда, — уверенно сказал он. — Джелайна, то, что ты слышала за спиной, у меня то и дело спрашивали прямо в лоб. Неужели это не понятно?

— Ах вот как, — пробормотала я. — Тогда зачем спрашивать, если и сам все знаешь?

— В том, что наши дамы так реагируют, есть значительная доля моей вины. Но мне бы не хотелось, чтобы все эти разговоры портили жизнь тебе. Ты этого не заслуживаешь.

— Ерунда, — передернула я плечами. — С теперешним расписанием я буду появляться среди сотрудников лишь на несколько реальных минут в день. Как-нибудь переживу.

— Вот и правильно, — одобрил Чарли. — Не обращай внимания. Скоро все привыкнут и забудут.

— А что ты им всем отвечал? — поинтересовалась я.

— Чистую правду, — спокойно заявил он, легко забрасывая на плечо тяжелый рюкзак.

— В самом деле? — удивилась я. Как-то не верилось, что Уокер захочет испортить себе репутацию.

— Конечно, — подтвердил он. — Я отвечал, что их это совершенно не касается.

Мясное меню этой эпохи не отличалось разнообразием. Мы ловили на мелководье непугливых амфибий, да иногда примитивных рыб или огромных медлительных моллюсков. К счастью, практически все плавающее, ползающее и растущее в этом первозданном мире было съедобным и вполне вкусным. Даже щетинистые плауны, если содрать с них грубую кожицу. И даже отвратительные на вид белесые личинки, которыми Чарли, смеясь, пытался накормить меня насильно — и те оказались самым настоящим деликатесом, если закрыть глаза.

Тренировки продолжились в том же темпе. У меня добавилось выносливости и остались все навыки, но мускулатура стала по-прежнему слабой, и теперь ее опять пришлось развивать. Было досадно приниматься за это почти заново — со смертельной усталостью и уже ставшей привычной болью по утрам, правда, теперь заметно сглаживаемой дыхательной гимнастикой. Но Чарли заявил, что подобная закалка пойдет мне на пользу. Он продолжил делать мне ежедневный массаж, и я все чаще замечала, что ему этот ритуал, похоже, очень нравится.

— Ты меня избалуешь, — однажды упрекнула я Чарли. — Я так могу и привыкнуть.

— Я очень на это надеюсь, — выразительно улыбнувшись, ответил он.

Примерно через месяц после нашего прибытия пошли сильные ливни. Среди ночи река вышла из берегов и затопила лагерь. Нам пришлось при свете фонариков, под проливным дождем и по пояс в воде перетаскивать все вещи на новое место. Река разлилась слишком широко, так что за неимением лучшего Чарли обрубил верхушки тесно стоящих папоротников, и на этих природных сваях оборудовал настил. С горем пополам натянув одну палатку, мы устроились вместе, прижавшись друг к другу, чтобы согреться, и укрываясь подмокшими спальниками. Ясное, солнечное утро казалось благословлением свыше.

— Оказывается, даже самый спокойный мир тоже может устраивать неприятные сюрпризы, — приговаривала я, кое-как развешивая мокрые вещи на колючих стволах. — Хорошо еще, что дождь прекратился.

— Это еще что, — хмыкнул Чарли, собираясь на разведку в поисках сухого места. — Нашей группе однажды пришлось удирать от потока лавы. Мы тогда лишились больше половины всех припасов.

— У нас тоже много чего утонуло. Сейчас поныряю, поищу.

— Там сильное течение и глубина в человеческий рост, — предупредил Уокер, связывая вместе несколько стволов, в изобилии плавающих повсюду. — Будь осторожна.

— Да разве это глубина? — фыркнула я. — Мне в десять лет пришлось нырять на шесть метров. И ничего.

— Зачем? — заинтересовался Чарли.