Сергей Щепетов - Род Волка Страница 43

Он уселся спиной к костру (чтоб греть поясницу) и затянул, глядя в пустоту чужого мира: «Все перекаты, да перекаты…». Постепенно входя в раж, он прошелся по Городницкому, Кукину, Клячкину, Дольскому, Визбору, не забыл Галича и Окуджаву, а также Макаревича с «Синей птицей» и Шевчука с «Последней осенью», после чего приступил к Высоцкому. В яростном душевном порыве он исполнил «Баньку», «Охоту на волков», «Дом» и «Коней». Когда же он грянул «А у дельфина…», сопки отозвались гулким эхом. Кажется, где-то на склоне даже камешки посыпались. «Подпевают», – удовлетворенно подумал Семен и решил завершить цикл песней, очень популярной когда-то в студенческих кругах. Авторство ее так и осталось невыясненным: то ли очень ранний Высоцкий, то ли чья-то пародия на него:

…Не могу больше жить,Вы найдете такую обитель,Чтоб ни баб, ни вина,Ни друзей, ни врагов,Только Я!

А намедни в театреКакая-то жуткая теткаВся в слезах и в помадеИ с наганом в мохнатой рукеР-разогнала толпу,Угрожая расправой короткой…

Семен допел последний куплет и стал прислушиваться, не начались ли в горах обвалы. Вместо этого он услышал: «Обни аб ниаа, нидраз нивраа, таа-и…»

– Что-о?! – изумился Семен и резко повернулся. Сквозь дыру входа было видно, что туземец уже не лежит, а сидит на подстилке в своем шалаше. «Не может быть!» – не поверил своему счастью певец и спросил: – Что ты сказал?

Туземец грустно вздохнул, развел руками и выдал несколько фраз. Семен быстренько мобилизовал свои новые ментальные способности и сумел понять примерно следующее:

– Очень сильное заклинание, очень! Я не смог устоять – слишком сильное заклинание. Теперь мне придется жить мертвым… без друзей и врагов.

Семен встал, подошел к шалашу, опустился на корточки, посмотрел туземцу в глаза и заговорил, стараясь продублировать текст мысленным «посылом»:

– Наконец-то очухался, парень! Мне надоело пихать тебе еду в рот и выгребать из-под тебя дерьмо!

– Ты сам не захотел отпустить меня в Нижний мир, – не принял упрека туземец.

– Ах, вот как?! Я же еще и виноват?! Ладно… А зачем тебе, собственно, нужно в «нижний мир»? Что ты там забыл?

– Ничего… Вообще-то, я хочу к своим, но мне уже не родиться. Тропа воина редко приводит обратно.

– А куда же она приводит?

– В Верхний мир, конечно. Но сначала нужно пройти через Нижний.

– Годится… – пробормотал Семен, озадаченно почесывая затылок. – Дай подумать.

Был период, когда возня с «телом» настолько его достала, что он, уже не стесняясь себя, желал ему смерти. И представлял, какая замечательная жизнь у него начнется после этого. Тем не менее перешагнуть через собственное чистоплюйство Семен не смог и «помочь» человеку не решился. А потом привык, как привыкают к хроническому насморку или другой немочи. Он давно уже ни на что не надеялся, и меньше всего на то, что этот полутруп восстанет. И вот – пожалуйста! На радостях, что вечерняя «кормежка» и «гигиеническая процедура» сегодня отменяются, Семену хотелось сплясать и проорать все боевые песни, которые он помнил. Однако он взял себя в руки, подышал, успокаиваясь, и начал думать.

«Оказывается, я теперь могу общаться с людьми, не зная языка! Эх, такие бы способности, да в „тот“ мир, в „ту“ жизнь! Какая обида, блин! Похоже, что разговаривать с человеком, не зная языка, даже легче, чем с животными. Сочетание звуковой речи и „мысленного“ посыла создает эффект, близкий синхронному переводу. Самое смешное, что и он, кажется, меня понимает. Местный язык, похоже, весьма развит, в нем полно абстрактных понятий, но, слава богу, непроизносимых звуков, щелчков, цоканья языком и причмокиваний нет.

А вот что плохо… Скорее всего, у них тут принципиально иное отношение к жизни и смерти. Это, вообще-то, не оригинально. Скажем, у некоторых северных народов, занимающихся морским промыслом, раньше было не принято спасать упавшего в воду (а плавать никто не умел). Он сразу считался умершим, да и сам, наверное, полагал себя таковым. Совсем, кстати, не факт, что в древности жен и рабов насильно отправляли на костер вслед за умершим хозяином. Вполне возможно, что они туда шли добровольно. Похоже, этот чувак совершенно не собирался жить дальше, а я, значит, его заставил. Ну, с этим как-нибудь разберемся. По идее, теперь надо представиться, не звать же мне его Пятницей?»

– Раз уж я тебя куда-то не пустил, может, хоть поешь по-человечески? – кивнул Семен на остатки ужина.

– Как же я могу «по-человечески», – изумился туземец, – если я не человек?!

– Хм… А кто же?

– Нха-аттуайр, конечно.

– Кто-кто? – Семен напрягся, внушая ему свое требование немедленно объяснить, развернуть, «показать» данное понятие.

Несмотря на «ментальный» контакт собеседников, дальнейший диалог долго напоминал общение глухонемого со слепым. У Семена уже заломило в висках, когда картина строения местного «мироздания» начала хоть немного проясняться.

Оказалось, что тут существуют как бы три мира (или уровня, или реальности, или еще чего-то): Нижний, Средний и Верхний. В среднем обитают обычные животные, Люди (именно так – с большой буквы) и нелюди. Когда человек умирает, его помещают «туда, откуда он пришел», и через некоторое время он возрождается. В промежутке между смертью и новым рождением душа (внутренняя сущность, выраженная или обозначенная Именем) пребывает в Нижнем мире. Тот, кто не был похоронен должным образом, возродиться, разумеется, не может. Когда его душа избавляется от плоти (разлагается труп?!), она навечно попадает в Верхний или Нижний мир. Впрочем, пребывание там совсем не обязательно должно длиться вечно. При необходимости Имя может быть призвано в Средний мир для нового… гм… воплощения.

«Ох-хо-хо, долгонько придется мне с этим разбираться», – подумал Семен и спросил:

– Ну, хорошо, а ты-то где?

– Я?! – удивился туземец. – Нигде.

– В смысле?! – в свою очередь оторопел Семен.

И опять началось… Примерно через час картина несколько конкретизировалась (или Семену так показалось): этот парень вроде бы умер, но не только не был погребен для воскресения, но и душа его не смогла начать освобождаться от плоти (Семен помешал). Теперь он как бы застрял между мирами. Очень приблизительно по-русски это состояние можно обозначить как «не умерший (живой?) мертвец» – нха-аттуайр, одним словом!

– Будем считать, что наполовину я понял, – подвел итог Семен. – Свое прошлое имя ты мне, конечно, не скажешь? Ну, разумеется… Тогда буду звать тебя «Аттуайр» или «Атту» – это ваше «нх» с придыханием мне пока произносить трудно. Ну, а ты зови меня «Семен».

– Да, я знаю, – кивнул туземец, – Сем-хон.