Рэй Брэдбери - Сборник 13 КОШКИНА ПИЖАМА Страница 43

Следующим читал я. Пока я читал, жена Дольфа на цыпочках прошла за нашими спинами и тихо опустила крышку фортепьяно.

ВСЕ МОИ ВРАГИ МЕРТВЫ

На седьмой странице был некролог: «Тимоти Салливан. Компьютерный гений. 77 лет. Рак. Заупок. служба неофиц. Похороны в Сакраменто».

– О боже! – вскричал Уолтер Грипп. – Боже, ну вот, все кончено.

– Что кончено? – спросил я.

– Жить больше незачем. Читай, – Уолтер встряхнул газетой.

– Ну и что? – удивился я.

– Все мои враги мертвы.

– Аллилуйя! – засмеялся я. – И долго ты ждал, пока этот сукин сын…

– …ублюдок.

– Хорошо, пока этот ублюдок откинет копыта? Так радуйся.

– Радуйся, черта с два. Теперь у меня нет причин, нет причин, чтобы жить.

– А это еще почему?

– Ты не понимаешь. Тим Салливан был настоящим сукиным сыном. Я ненавидел его всей душой, всеми потрохами, всем своим существом.

– Ну и что?

– Да ты, похоже, меня не слушаешь. С его смертью исчез огонь.

Лицо Уолтера побелело.

– Какой еще огонь, черт возьми?!

– Пламя, черт побери, в моей груди, в моей душе, сокровенный огонь. Он горел благодаря ему. Он заставлял меня идти вперед. Я ложился ночью спать счастливый от ненависти. Я просыпался по утрам, радуясь, что завтрак даст мне необходимые силы, необходимые, чтобы убивать и убивать его раз за разом, между обедом и ужином. А теперь он все испортил, он задул это пламя.

– Он нарочно сделал это с тобой? Нарочно умер, чтобы вывести тебя из себя?

– Можно сказать и так.

– Я так и сказал!

– Ладно, пойду в кровать, буду снова бередить свои раны.

– Не будь нюней, сядь, допей свой джин. Что это ты делаешь?

– Не видишь, стягиваю простыню. Может, это моя последняя ночь.

– Отойди от кровати, это глупо.

– Смерть – глупая штука, какой-нибудь инсульт – бах – и меня нет.

– Значит, он сделал это нарочно?

– Не стану валить на него. Просто у меня скверный характер. Позвони в морг, какой там у них ассортимент надгробий. Мне простую плиту, без ангелов. Ты куда?

– На улицу. Воздухом подышать.

– Вернешься, а меня, может, уже и не будет!

– Потерпишь, пока я поговорю с кем-нибудь, кто в здравом уме!

– С кем же это?

– С самим собой!

Я вышел постоять на солнышке.

«Быть такого не может», – думал я.

«Не может? – возразил я себе. – Иди, полюбуйся».

«Погоди. Что делать-то?»

«Не спрашивай меня, – ответило мое второе я. – Умрет он, умрем и мы. Нет работы – нет бабок. Поговорим о чем-нибудь другом. Это что, его записная книжка?»

«Точно».

«Полистай-ка, должен же там быть кто-то живой-здоровый».

«Ладно. Листаю. А, Б, В! Все мертвы!»

«Проверь на Г, Д, Е и Ж!»

«Мертвы!»

Я захлопнул книжку, словно дверь склепа.

Он прав: его друзья, враги… книга мертвых.

«Это же ярко, напиши об этом».

"Боже мой, ярко! Придумай хоть что-нибудь!"

«Погоди. Какие чувства ты испытываешь к нему сейчас? Точно! Вот и зацепка! Возвращаемся!»

Я приоткрыл дверь и просунул голову внутрь.

– Все еще умираешь?

– А ты как думал?

– Вот упрямый осел.

Я вошел в комнату и встал у него над душой.

– Хочешь, чтобы я заткнулся? – спросил Уолтер.

– Ты не осел. Конь с норовом. Подожди, мне надо собраться с мыслями, чтобы вывалить все разом.

– Жду, – произнес Уолтер. – Только давай поскорее, я уже отхожу.

– Если бы. Так вот, слушай!

– Отойди подальше, ты на меня дышишь.

– Ну это же не «рот-в-рот», просто проверка в реальных условиях: так вот, слушай внимательно!

Уолтер удивленно заморгал:

– И это говорит мой старый друг, мой закадычный дружбан?

По лицу его пробежала тень.

– Нет. Никакой я тебе не друг.

– Брось, это же ты, дружище! – широко улыбаясь, проговорил он.

– Раз уж ты собрался помирать, настала пора для исповеди.

– Так ведь это я должен исповедоваться.

– Но сначала я!

Уолтер закрыл глаза и помолчал.

– Выкладывай, – сказал он.

– Помнишь, в шестьдесят девятом была недостача наличных, ты еще тогда подумал, что Сэм Уиллис прихватил их с собой в Мексику?

– Конечно, Сэм, кто же еще.

– Нет, это был я.

– Как так?

– А так, – сказал я. – Моих рук дело. Сэм сбежал с какой-то цыпочкой. А я прикарманил бабки и свалил все на него! Это я!

– Ну, это не такой уж тяжкий грех, – произнес Уолтер. – Я тебя прощаю.

– Подожди, это еще не все.

– Жду, – улыбнувшись, спокойно сказал Уолтер.

– Насчет школьного выпускного в пятьдесят восьмом.

– Да, подпортили мне вечерок. Мне досталась Дина-Энн Фрисби. А я хотел Мэри-Джейн Карузо.

– И ты бы ее получил. Это я рассказал Мэри-Джейн про все твои приключения с бабами, перечислил ей все твои подвиги!

– Ты это сделал? – Уолтер вытаращил на меня глаза. – Так это за тобой она увивалась на выпускном?

– Точно.

Уолтер в упор посмотрел на меня, но потом отвел взгляд.

– Ладно, черт с ним, что было, то давно быльем поросло. У тебя все?

– Не совсем.

– О господи! Это становится интересно. Выкладывай.

Уолтер ткнул кулаком подушку и лег, приподнявшись на локте.

– Потом была Генриетта Джордан.

– Бог мой, Генриетта. Красотка. Потрясающее было лето.

– Благодаря мне оно для тебя закончилось.

– Что?!

– Она ведь бросила тебя, да? Сказала, что ее мать при смерти и ей надо быть подле мамочки.

– Ты что, сбежал с Генриеттой?

– Точно. Пункт следующий: помнишь, я заставил тебя продать в убыток акции «Айронворкс»? На следующей неделе я купил, когда они пошли на повышение.

– Ну, это не страшно, – терпеливо произнес Уолтер.

– Далее, – продолжал я, – Барселона, шестьдесят девятый, я пожаловался на мигрень, отправился спать пораньше и прихватил с собой Кристину Лопес!

– Я частенько на нее заглядывался.

– Ты повышаешь голос.

– Правда?

– Далее, твоя жена! Мы с ней наставили тебе рога.

– Рога?

– Не раз и не два, а раз сорок тебя сделали!

– Замолчи!

Уолтер в бешенстве вцепился в одеяло.

– Раскрой уши! Пока ты был в Панаме, мы с Эбби оттягивались тут по полной!

– Я бы узнал об этом.

– С каких это пор мужья узнают о таких вещах? Помнишь ее винный тур в Прованс?

– Было дело.

– А вот и нет. Она была в Париже и пила шампанское из моих ботинок для гольфа!

– Из ботинок для гольфа?!

– Париж был нашим гольф-клубом! А мы – чемпионами мира! Потом Марокко!

– Но она там никогда не была!

– Была, очень даже была! Рим! Угадай, кто был ее гидом?! Токио! Стокгольм!

– Но ее родители сами были шведами!

– Я вручал ей Нобелевскую премию. Брюссель, Москва, Шанхай, Бостон, Каир, Осло, Денвер, Дейтон!