Ганс Доминик - Лучи смерти Страница 43

Он начал войну, как полководец, который сомневается в успехе, но предпочитает скорее умереть во главе своей гвардии, чем отступить. Цирус Стонард стоит на границе между гением и безумием, и, вероятно, уже перешагнул ее в опасную сторону.

Слова лорда Мейтланда оказали свое действие на членов кабинета. Они видели фигуру диктатора во всем ее величии, но и со всеми ее слабостями и страданиями. Вопрос военного министра снова вернул их к действительности:

— Что нам делать теперь? Разве мы не должны защищаться? Неужели мы должны положиться на таинственную власть, существование которой по меньшей мере дело личного взгляда? Было бы недостойно Англии и английской истории, если бы мы в смутной надежде на сверхъестественную помощь не сделали бы всего необходимого для защиты родины.

Сэр Винцент Рэшбрук проговорил:

— Наш Исландский флот должен сомкнутыми рядами напасть на Нью-Йорк. Мы превратим пятнадцатимиллионный город в пепел. Это отобьет у диктатора аппетит к Индии и Африке.

Лорд Гораций снова взял слово.

— Я здесь нахожусь в своеобразном положении. Я занимался этими вопросами больше, чем кто-либо другой из членов кабинета. И я говорю вам… подумайте о моих словах, господа… Мы в ближайшее время почувствуем вмешательство этой власти. Я считаю правильным ограничиться только защитой.

Слова лорда Мейтланда не смогли поколебать кабинет. Последние телеграммы об американском нападении на Индию делали всякую выжидательную позицию вредной. Индия была самым уязвимым местом Великобритании. Осмелившийся напасть на нее должен был быть уничтожен.

Английский премьер приказал своему секретарю:

— Я ожидаю четвертого лорда адмиралтейства. Все остальные посетители должны ждать.

Секретарь не удивился этому приказу. Положение лорда Мейтланда в английском кабинете значительно укрепилось за последние недели. Его точные сведения об американских делах делали его важным членом кабинета.

Лорд Гашфорд думал о сделанных лордом Мейтландом на последнем заседании кабинета сообщениях.

Когда лорд Гораций вошел в рабочий кабинет премьера, тот пошел ему на встречу:

— Ваши взгляды о побуждениях американского диктатора правильны. Если его действия вообще логически обоснованы, они могут быть объяснены только так, как вы это недавно сделали. Я хотел бы в вашем присутствии принять посетителя, намерения которого мне не ясны. Доктор Глоссин велел доложить о себе.

Лорд Гораций не мог скрыть своего изумления.

— Доктор Глоссин здесь? Неужели он является вестником мира?

Секретарь ввел в комнату доктора Глоссина. Он вошел с непринужденностью много путешествовавшего светского человека, сердечно приветствовал лорда Горация как старого знакомого, не стесняясь присутствием премьер-министра, осведомился о здоровье леди Дианы и повел разговор с такой легкостью, словно находился на файв-о-клоке, а не в кабинете министра. Оба англичанина впали в его тон, хотя внутренне сгорали от нетерпения узнать о цели посещения. Лорд Гораций подвинул доктору сигары и зажигалку. Глоссин воспользовался тем и другим не спеша, со спокойной самоуверенностью.

— Господа, я считаю эту войну безумием. Только безграничное честолюбие одного человека заставляет воевать два родственных народа.

Англичане не произнесли ни слова, только легким кивком выражая согласие. Доктор продолжал:

— Я хотел бы пояснить примером. Мир принадлежит одной большой фирме English-Speaking. Эта фирма имеет двух представителей. Сегодня — это два враждебно настроенных брата, подкапывающихся друг под друга во вред дому. Фирма может процветать лишь в том случае, если ее руководители действуют единодушно. Не следовало ли бы одному из представителей вести все дела?

Доктор Глоссин замолчал и с чрезвычайным вниманием стал рассматривать свою сигару.

— Враждующие братья в этом сравнении — Англия и Америка?

Доктор Глоссин ответил кивком на вопрос лорда Гашфорда. Премьер продолжал:

— Который из двух должен уступить?

Глоссин опять завозился с сигарой прежде чем ответить — медленно, тщательно взвешивая каждое слово.

— В коммерции это сделал бы наименее опытный, наименее дельный… скорее всего младший.

Лорд Гораций прервал его.

— Вы думаете, что Цирус Стонард когда-либо добровольно уступит?

— Если не добровольно, то подчиняясь силе.

— Это значило бы низвергнуть Стонарда. Он никогда не сдастся добровольно.

— Ради этого я здесь.

Решительное слово было сказано. Нельзя было не заметить его действия на премьера. Лорд Гораций не изменился внешне, только мысль его лихорадочно заработала. Он знает, что таинственная власть работает, что в ближайшее время, может быть через пару дней, нужен будет только легкий толчок, чтобы сбросить диктатора. Он вовремя сменил вехи!.. Во всяком случае, его деятельность может принести Англии пользу…

Лорд Гашфорд спросил:

— Как это произойдет?

— Это мое дело.

— Вы хотите это выполнить? А чем должна будет отплатить вам Англия в случае удачи?

— Ничем!

— Чего же вы хотите за это?

— Дружбы Англии.

Лорд Гашфорд протянул доктору руку.

— В ней вы можете быть уверены. Все средства, которыми мы обладаем, будут к вашим услугам. Лорд Мейтланд переговорит с вами о деталях.

— Это все, господин доктор?

— Все, милорд.

— Желаю вам полного успеха на благо Великобритании!

— Благодарю. У меня есть еще личная просьба к вам. Со мной в Лондоне находится моя племянница, мисс Яна Гарте. Мое пребывание в Штатах может затянуться. Я привез ее сюда в предвидении наступающих перемен. Я ее единственный родственник, и она моя единственная отрада. Если бы я знал, что она найдет убежище в вашем доме… у леди Дианы, я был бы вам благодарен больше, чем мог бы выразить на словах.

— Я приму эту даму в моем доме, как гостью. Она будет у нас в безопасности, пока вы не вернетесь из Штатов, господин доктор.

Доктор Глоссин пожал руку лорда Мейтланда.

— Благодарю вас, милорд. Очень сожалею, что не могу лично благодарить леди Диану…

Доктор Глоссин отправился предавать человека, которому был обязан в течение двадцати лет своим благосостоянием.

С того времени, как леди Диана узнала о смерти Эрика Трувора и под наплывом охвативших ее чувств раскрыла перед лордом Горацием свое прошлое, отношения супругов изменились. Она скрылась в Мейтланд Кастль, он остался в Лондоне, чтобы с удвоенным усердием посвятить себя государственным делам. К этому его побуждала не только забота о родине, но и желание оглушить себя напряженной работой, в постоянной деятельности найти спасение от мучительной мысли, не покидавшей его со времени того разговора.