Федор Богданов - Дважды рожденный Страница 43

Объем шара был таков, что он поддерживал все судно в равновесии в воздухе, то-есть, вес судна с шаром равен был весу вытесненного им воздуха, поэтому шар поднимался вверх при помощи воздушного винта.

Всю механическую работу на судке выполнял небольшой электромотор, который заряжался с аккумулятора. Этот аккумулятор был до смешного мал — не больше кулака!

— А, меж тем, — говорил капитан изумленному профессору, — этого кулака достаточно, чтобы обнести нас всех с «Геркулесом» вокруг всей земли по самой ее длинной параллели — по экватору. Мы имеем в запасе пять таких «пигмеев».

— Чудовищная сила, чудовищная концентрация, — с восхищением глядя на аппарат, сказал профессор. — Это — не пигмей, а титан.

— Этот пигмей толкает нас вперед, поднимает вверх, опускает, освещает и согревает судно, позволяет нам видеть и слышать то, что происходит за тысячи километров отсюда, и т. д. Благодаря ему теи давно сделались владыками пустынных воздушных далей.

На борту воздушного судна было несколько тысяч людей. Больше половины их совершали это путешествие впервые, при этом, как вскоре узнал профессор, для большинства пассажиров это было также и «свадебное путешествие». Странный обычай путешествовать после свадьбы, столь же древний, как и человеческая цивилизация, удержался даже теперь в обществе, лишенном каких бы то ни было предрассудков.

У женщин преобладали ослепительной белизны шелковистые костюмы, у мужчин — цвета морских водорослей. Покрой костюмов был прост, удобен и в то же время необычайно изящен. У теи было заметно стремление не уродовать ножницами материю, а по возможности пользоваться целыми кусками на манер древних греков.

Ближайшей целью полета «Геркулеса» был зоологический парк в горах Атласа, а затем ЭЭС — Экваториальная Энергетическая станция.

Все эти подробности профессор узнал от капитана, пока шла погрузка пассажиров.

Меж тем кончилось наполнение шара газом, хотя профессор и не заметил, чтобы объем шара сколько-нибудь увеличился.

— Освободить причалы, — скомандовал капитан.

Внизу засуетились, и вслед затем судно вздрогнуло и плавно понеслось вверх по наклонной линии. Ни толчков, ни шума не было, только воздух, прорезываемый воздушным гигантом, шелестел по бортам судна. Земля быстро уходила назад. Судно удалялось в западном направлении.

Профессор вздрогнул: как будто сделалось холоднее.

Солнце только что погасло и наступили сумерки.

На западе еще ярко сиял отблеск вечерней зари, а земля внизу уже окутывалась темнотой.

Профессор не надолго задержался на небольшой открытой палубе. Он смотрел на запад, на только что скрывшееся солнце. Именно солнце теперь являло ему символ вечности: как и тысячи, как и миллионы лет назад, оно все так же совершает свой путь, вечно закатываясь для жителей земли все в одном и том же месте. Создавались и разрушались царства, гибли и вновь нарождались целые расы, земля с ее морями и материками много раз меняла свой лик до неузнаваемости, а солнце все еще мчится к неведомой точке вселенной и без конца льет свой свет на крошечную, кружащуюся вокруг него землю. Странно, что когда-то люди воображали себя центром всего, были убеждены в неизменяемости земли! Только солнце вечно! Может быть, когда земли всякий след простынет, оно все еще будет сиять и сеять всюду радость жизни. Дикарь-человек, обросший волосами, с низким лбом уже чувствовал и видел могущество и вечность солнца и поклонялся ему. Расположение звезд на небе осталось почти прежним, но все же изменилось, а вот солнце все то же! Все также радостно приветствует земля его появление, все также грустно умолкает при его исчезновении, старается уснуть. Словно бесконечный бег времени был бессилен повлиять на этого чародея, подателя жизни...

Профессор поделился своими мыслями, сойдя вниз, с Ли и несколькими лицами, которые сидели тут же.

— В его наивности есть какая-то всепокоряющая проникновенность, — сказал один из них, обращаясь ко всем в ответ на слова профессора.

Говоривший был инженер с ЭЭС, но он уже много слышал о профессоре доисторических времен.

— А, меж тем, в течение тех тысяч лет, что ты спал, мы с нашей солнечной системой сделали немаленький путь, — заметила Ли. — Ведь мы несемся со скоростью 30 километров в секунду!

— Да, и все-таки мы пришиты к нашему жалкому комочку — земле, — заметил другой слушатель, бывший, как узнал потом профессор, исследователем на газовом заводе. — И пришиты навсегда. И человечество кончится вместе с землей, ибо враг караулит нас у выходных ворот космической дали и никого не выпускает за пределы атмосферы.

— Я вижу, какие колоссальные изменения произошли на земле с тех пор, как я видел ее в последний раз, — возразил профессор, — и я верю, что для людей не может быть невозможного: они могут все.

Его поддержал инженер, и возник спор на тему о возможности полетов с земли на другие планеты. Тут же профессор узнал последние достижения в этой области.

— Не может быть, — громко говорил инженер, — чтобы усилия миллиона умнейших людей, работающих только в этой области, не увенчались успехом.

— Перелетаем первый меридиан, — громко заявила Ли. — Севернее отсюда на этом меридиане лежал тысячи лет назад большой город, где жило пять миллионов жителей. Город назывался Москва.

— Москва?!

Восклицание вырвалось у профессора: что-то близкое, родное послышалось ему в этом названии.

— Да, профессор это название часто произносил во время своей странной болезни, — продолжала Ли. — Мне кажется, что он имеет какое-то отношение к этому городу. Он стоял тысячи лет назад...

— Да, да, я как будто знаю это. Но так слабо... смутно... Я там родился... Первый меридиан! Вот что осталось от великого города! Ну, и хорошо, что же можно ждать еще от тех далеких времен? Моря, озера исчезли, народились новые горы, а то город! Теи зовут его варварским пережитком...

Все меняется или исчезает — таков закон. Это только значит, что то, что создавало человечество тогда, было непрочно, слишком временно. Были тысячи городов когда-то с многочисленным населением каждый, и все они исчезли бесследно, только в старых книгах, которых и читать-то не всякий теперь может, остались их названия, чуждо звучавшие теперь для слуха теи. Только такие специалисты, как Ли, могут читать древние письмена. Профессору часто попадались в библиотеках книги на немецком, русском, французском языках, но даже Ли не всегда могли разобраться в них. А профессор меж тем свободно читал их, хотя и ему не все было понятно в этих книгах.

Профессор начал подробный рассказ о городах, устройстве государств, науках, искусствах и т. д., которые были на земле тысячи лет назад. И во время рассказа он ясно видел, что слушатели, значительно увеличившиеся в числе, представляли себе все это очень смутно. Только Ли и еще один-два человека вставляли в его рассказ дельные замечания, убеждавшие его в том, что они имеют некоторое представление о далеком прошлом, а ведь слушало его больше полусотни людей!