Дэниел Галуи - Слепой мир. Сборник Страница 43

Разочарованный, я убрал пистолет. Нужно придумать что-то другое. Воззвать к ее разуму? Заставить ее понять, что ей нельзя оставаться здесь пленницей?

Она подошла ближе.

— Дуг, я же люблю тебя. И ты тоже любишь меня. Я знаю это по эмпатическому подключению. И это достаточная причина, чтобы я осталась с тобой.

Она положила руку мне на плечо, но я отвернулся.

— Если бы ты была сейчас подключена ко мне, ты бы знала, что я не желаю, чтобы ты оставалась.

— Я понимаю это. Без сомнения, я действовала бы так же. И все же я не уйду.

Полная решимости, она подошла к окну и посмотрела на город.

— Манипулятор еще не вмешивался?

— Нет.

Внезапно я понял, что должен сделать, чтобы удалить ее из этого мира — и помешать вернуться — до всеобщего депрограммирования.

— Ты был прав в отношении техники его подсоединения, — сообщила она задумчиво. — Обычно единица реакции не чувствует, что происходит. Но контакт можно сделать очень болезненным для субъекта, слегка изменив фазы модулятора.

Я был уверен, что она не обманывала меня, говоря, что собирается возвращаться всякий раз, когда я парализую ее волю. Единственным выходом было приказать ей уйти непосредственно перед финальным моментом. Тогда у нее просто не останется времени для возвращения.

Воспользовавшись минутой рассеянности, я смог бы слегка оглушить ее, а потом облучить ее центр воли… уже сейчас. Это превратит ее в автомат, послушный моей воле, но ведь это необходимо! Потом я буду ждать, надеясь, что какой-нибудь признак предупредит меня о неминуемом депрограммировании. Может быть, внезапно исчезнет солнце или другой фундаментальный фактор. В этот момент я и прикажу ей уйти, надеясь, что она не успеет спроецироваться сюда снова…

Но когда я начал подходить к девушке с пистолетом наизготовку, она заметила мое отражение в оконном стекле.

— Ты можешь убрать его, — сказала она спокойно. — Он разряжен.

Я осмотрел оружие. Индикатор зарядов стоял на нуле.

— Когда ты отослал меня, я могла бы вернуться немедленно, — объяснила она. — Но я задержалась и изменила программу так, чтобы пистолет оказался разряженным, — она уселась на софу и подобрала ноги под себя.

Я прислонился лбом к стеклу, пребывая в полном отчаянии. Утренняя толпа начала заполнять движущиеся тротуары. Большинство людей направлялось к «Реако», чтобы присутствовать на публичной демонстрации, обещанной им Сичкином.

Я снова повернулся к девушке.

— Но, Джинкс, ведь я ничто!

Она улыбнулась мне:

— В данный момент я такое же ничто.

— Но ведь ты есть и настоящая! У тебя впереди долгая физическая жизнь!

Она знаком попросила меня сесть рядом.

— Откуда мы знаем, что при ближайшем рассмотрении самая реальная из реальностей не окажется субъективной? Никто не может доказать, что он существует, разве не так?

— К черту философию! Я говорю об ощутимых вещах. У тебя есть тело, ум! А у меня нет!

Не переставая улыбаться, она вонзила мне в руку ногти.

— Вот тебе! Это должно тебя убедить, что у тебя тоже есть тело!

Я взял ее за руку и заставил посмотреть на меня.

— Я умоляю тебя, Джинкс! Проснись! Это слишком серьезно!

Мой тон стал умоляющим, так как я уже понимал, что убедить ее мне не удастся.

— Нет, Дуг. Ничто не доказывает, что даже в моем мире материальные вещи имеют реальную субстанцию. Что касается разума, то никто и никогда не претендовал на то, что у него существует соответствующая физическая опора. Если бы это было так, то разум карлика или калеки был бы меньше, чем разум гиганта. И то, что я говорю, действительно для всех миров.

Я мог только с удивлением воззриться на нее.

— Только интеллект имеет значение, — продолжала она убежденно. — Если существует духовная жизнь, то ею обладают и единицы этого мира, и единицы симулятора Фуллера, и «реальные» люди моего мира. — Она прижалась щекой к моему плечу: — Этот мир обречен, Дуг. Но мне это, в общем-то, все равно. Пойми меня. Там, наверху, я потеряла тебя, но здесь — нашла. Если бы мы поменялись ролями, ты бы думал, как я, и я бы тебя поняла.

Я поцеловал ее так, как будто эта минута была последней перед всеобщим депрограммированием.

Счастливая и успокоенная, она сказала:

— Если этот мир просуществует несколько дней, я поднимусь наверх — просто для того, чтобы запрограммировать перенапряжение в модуляторе, потом вернусь, и через несколько секунд подсоединение моей проекции здесь к моему физическому существу там окончательно прервется. Тогда я полностью стану частью твоего симулэлектронного мира.

Я не мог выговорить ни слова. Я сделал все возможное, чтобы убедить ее, но убедила она — меня!

Солнце рассеяло остатки тумана, и теплые лучи коснулись нас.

— Ты не чувствуешь, что он… подсоединяется к тебе? — спросила она.

— Нет. А что?

— Я боюсь, Дуг. Я боюсь, что он хочет доставить себе последнее удовольствие, прежде чем отключить симулятор.

Она дрожала всем телом, и я обнял ее.

— Ты предупредишь меня, когда он подключится к тебе? — спросила она.

— Хорошо. А почему ты хочешь это знать?

— Потому что, может быть, он не останется равнодушным к моему присутствию здесь, особенно если узнает, что я собираюсь здесь остаться.

Я снова начал размышлять о том Дугласе Холе, который жил в Высшем Мире. В определенном смысле мы представляли собой две грани одного существа. Выражение «по своему образу» пришло мне в голову, но я отбросил его ложные теологические противоречия. Он был индивидуумом. И я был индивидуумом. Конечно, у него передо мной была масса преимуществ. Но при ближайшем рассмотрении нас разделял всего лишь симулэлектронный барьер — барьер, который исказил его видение мира, деформировал его разум, дал ему иллюзию величия.

Он убивал и мучил без жалости, он манипулировал единицами с грубым равнодушием. Но был ли он виновен с моральной точки зрения? Да, он отнимал жизни у людей, даже если это были Фуллер и Коллинзворт. Но они же никогда реально не существовали! Их единственная реальность, их существование были даны им Манипулятором и его симулятором.

Но вдруг я взбунтовался. Я не желал искать извинения тому Холу. Он убивал, и убивал жестоко. Он безжалостно расправился с единицами реакции, сумевшими понять, что их мир иллюзорен. И те, кого он убил, были живыми существами, так как осознание себя есть единственная настоящая мера существования!

Я встал и опять подошел к окну, чтобы взглянуть на движущиеся тротуары, черные от пешеходов. Немного наклонившись, я даже мог разглядеть угол здания «Реако». Обстановка там была напряженной. Сотни и тысячи мужчин и женщин заполнили все проходы, с нетерпением ожидая демонстрации, обещанной Сичкином.