Антон Карташев - Вселенские Соборы Страница 43

По возвращении из Афин Василий привлечен был к служению церкви в должности анагноста - чтеца. Епископом был Дианий. Последний, как мы видели, брал с собой ученого диакона Василия, несравнимо более ученого, чем он сам, на трудные богословские совещания, как было, например, в ночь на 1 января 360 г. в Константинополе. Но Дианий вскоре (362 г.) умер. Избран был в епископы уважаемый мирянин Евсевий, по обычаям того времени еще не принявший крещения, a только оглашенный. Евсевий, став епископом, рукоположил Василия в пресвитеры. Но авторитет блестящего Василия, особенно y монахов, возбудил зависть Евсевия. И Василий счел нужным удалиться в свою монашескую пустыньку. Но указ императора Валента 365 г., фактически отменявший общее положение веротерпимости и навязывавший обязательное омийство, конечно, был пугающей бомбой для мирного течения епархиальной жизни. Евсевий Кесарие-Каппадокийский, отложив в сторону свое самолюбие, прямо обратился с приглашением к Василию и Григорию выйти из их изоляции и стать на защиту взволновавшейся епархиальной жизни.

С этого момента (365 г.) Василий настолько активно вошел в дела управления Кесарие-Каппадокийской епархии, что полностью управлял ею до самой смерти Евсевия (370 г.). Но узкие и личные приверженцы Евсевия, в значительной части люди светские, как и сам Евсевий до епископства, не прощали Василию его «гордого» удаления в аскетическую «пустынь» при начале епископства Евсевия и готовились не допустить, чтобы Василий мог пройти на выборах в епископы по смерти Евсевия.

Но «не может укрыться град на верху горы», не мог укрыться в личной аскезе и высокообразованный Василий. Евстафий Севастийский (из того же земляческого каппадокийского ядра), как активный омиусианин, в эту пору играл деятельную роль в сношениях омиусиан с Западом. B этот процесс сношений Евстафий вовлек не только Василия, но и Евсевия Кесарие-Каппадокийского. Тут явно влияние Василия, фактически забравшего в свои руки все дела епархии. Так что на зов омиусиан, по возвращении их посольства с Запада, в 365 г. явился на съезд в Тианы и Евсевий Кесарие-Каппадокийский, и конечно, в сопровождении Василия. Явно, что план воссоединения с Западом уже в эту пору вдохновлял Василия.

По смерти в 370 г. Евсевия Василий знал, что с его естественной кандидатурой на Кесарие-Каппадокийскую кафедру будет амбициозная борьба влиятельного круга светских (может быть, антимонашески настроенных) друзей покойного Евсевия. Василий решил быть активным. Он созывал дружественных ему окрестных епископов на избирательный собор. Желал Василий привлечь и своего брата - Григория Нисского. Но знал, что тот очень критически относился к - как ему казалось - гордому нраву Василия и просто не сочувствовал его возвышению до сана епископа. Василий вызвал брата под предлогом будто бы постигшей его опасной болезни. Когда Григорий уже в дороге узнал, в чем дело, он повернул домой и на выборы не приехал. Василий на выборах получил большинство голосов и достойно и праведно был хиротонисан в епископы местным собором. Но старая «евсевианская» группа все-таки не сломила своей амбиции и осталась в разрыве с Василием.

371 г. император произвел административный раздел провинции Каппадокии на две части. K этому времени каноническая практика церкви быстро и с удобством для себя свободно отождествилась в своих епархиальных делениях с границами государственных провинций. Казалось, надо было ждать, что и епископы Каппадокийской провинции автоматически разделят объем своих епархий по проведенным правительством линиям на две епархии. Епископ соседнего с Кесарией города Тианы с особым увлечением объявил теперь свою независимость от Кесарии. Очевидно, тут была и выгода в доходах от новой Тианской части территории. Василий развернул необычно широкую систему учреждений благотворительности общественного характера. Этот пафос системы организованной помощи бедным и слабым был непонятен и чужд нраву двух близких Василию Григориев, родного брата его Григория, во вдовстве ставшего епископом Нисским, и личного друга Василия по студенчеству, по аскезе и по богословию Григория, по позднейшему наименованию «Богослова». Родной брат Василия, Григорий Нисский, глубоко расходясь с ним в понимании путей служения церкви, осуждал Василия за теоретическую гордыню; Григорий Нисский писал: «Василий чрезвычайно много думал своем красноречии, презирал все достоинства и превозносился своим значением выше вельмож именитых». Но, критикуя характер своего брата Василия, Григорий Нисский с его епархией был одной из надежных опор для спасения благотворительных учреждений своего брата, социального активиста. Другая фамильная епископия, Назианз - родина Григория Богослова, крепко держалась на стороне Василия в границах I Каппадокии. Посему, отлагая в сторону попечения ней, Василий обратился за помощью к своему другу Григорию (будущему «Богослову»). Упросил его (a тот ради аскетического подвига согласился) принять епископскую хиротонию в 372 г. на новую кафедру в городок Сасимы. Это ничтожная полудеревня вблизи границы I Каппадокийской провинции и около горы мученика Ореста, где было большое и доходное хозяйство, питавшее филантропические учреждения Василия. Оказавшийся в пределах II Каппадокии соседний епископ Анфим поторопился даже наперед захватить хозяйственно богатую гору Ореста. Но и Василий захватил в пределах Анфима маленький город Сасимы. И в него-то именно и поставил епископом друга юности Григория, зная наперед тяжести епископского служения Григория в этой, как мы теперь говорим, «дыре». При поставлении во епископы Григория Василий красноречиво сознавал, что для Григория «весь мир был бы достойнейшей епархией». Сасимы - это была почтовая станция на стыке трех дорог для смены лошадей и отчасти перегрузки товаров. Постоянных жителей было мало. Царил неумолкаемый грохот колес, рев ослов, крики погонщиков. Тут как раз проходила дорога и в Киликию к доходному хозяйству на горе мученика Ореста. Кажется, ввиду хозяйственного конфликта именно здесь, на этом перекрестке, происходили столкновения ведущих обозы людей. Для заоблачного созерцателя Григория это было какое-то столпотворение, подлинное искушение. He пастырство, a полицейский дозор. Он буквально «взвыл» от этого ужаса. И, не колеблясь, решил просто бежать. Он писал об этом искушении: «Я не увлекся епископским духом, не вооружаюсь вместе с вами, чтобы драться за кур и мулов, как псы дерутся за кинутый кусок». Григорий живописно выражается: «Я брошен здесь, как грязный и негодный горшок». На Востоке и до сих пор, как в царстве глиняной посуды, все дороги и придорожья усеяны черепками битых горшков. «Только враги мои, - пишет Григорий, - могли бы придумать для меня такую судьбу». Григорий просто без оглядки сбежал «домой», в родной Назианз, к старому отцу-епископу и помогал ему в епископстве до его смерти (375 г.). После этого Григорий уехал одиноко жить в близкую Селевкию Исаврийскую. Уже по смерти Василия (379 г.) и наступившей de facto свободе, при поглощении Валента фронтовой борьбой с готами, мелетианские епископы (вероятно, и по подсказке Василия Великого) вызвали Григория Богослова и убедили поехать в Константинополь, что и выдвинуло, при смене верховной власти, Григория на место епископа столицы, a затем и председателя II Вселенского собора.