Ольга Кузнецова - Медленный солнечный ветер Страница 43

— Даже проще, чем я думала. — Димитрия усмехнулась сама себе, абсолютно довольная результатом. Стоило оставить благодарственную записку тому, кто потерял здесь ножницы, хотя он уже вряд ли ее прочитает.

Проигнорировав урчание пустого желудка, девушка осторожно, будто кто мог ее заметить, вышла в коридор. Изнутри это здание мало чем отличалось от того, где недавно побывала Димитрия, — только света здесь было гораздо больше за счет частых зарешетчатых окон.

Димитрии было непривычно видеть больничные стены пустыми. Даже когда Посланцы начали действовать в открытую, больницы все еще работали, толпами принимая раненных и обезвоженных. На какое-то мгновение Димитрии показалось, что она видит чей-то прозрачный силуэт, хромающий ей навстречу с другого конца коридора. Это был мужчина лет сорока — возможно, он был моложе, но густо заросшее лицо не позволяло определить точный возраст. Вполне вероятно, что он был ровесником Дарко.

Он шел медленно, тяжело, каждый шаг давался ему с трудом. Его левая рука была ампутирована.

Только тогда Димитрия поняла, что мужчина был вовсе не призраком и даже не миражом, каковые видят в пустынях усталые путники. Этот мужчина был настоящим, и он двигался прямо на нее.

Он сверлил ее лишенного всякого выражения взглядом подернутых белой пеленой глаз, и Димитрия не могла не ответить на этот взгляд. В нем не было злобы — в нем вообще ничего не было, как если бы мужчины был и вовсе слепой.

Димитрия не шевелилась, и когда между ними оставалось не более нескольких метров, мужчина наконец остановился. И только когда он заговорил, девушка окончательно убедилась в том, что незнакомец существовал на самом деле.

— Тише, — усталым шепотом произнес он и поднес указательный палец здоровой руки к иссохшим губам.

Димитрия застыла как вкопанная, ожидая дальнейшего развития событий.

Мужчина подозрительно оглянулся по сторонам, точно желал удостовериться, не подслушивали ли их.

Параноик, хмыкнула про себя Димитрия.

Он не выглядел так, будто собирался съесть ее, но, может быть, это был обманный маневр, может, беженцы стали более изобретательны, пытаясь добыть себе пропитание.

— Ты вся мокрая, — заметил он спустя минуту молчания.

Действительно, с того момента, как сумасшедшая монашка обдала ее потоком ледяной воды и шланга, одежда еще не просохла и неприятно липла к телу.

В воздухе витали невысказанные вопросы. С ее стороны — кто он такой и что здесь делает. С его — точно такие же.

Но они оба молчали, ожидая, пока начнет говорить другой.

Наконец, мужчина снова заговорил:

— Ты видела Ранку? — спросил он тихо, почти умоляюще. Только сейчас девушка заметила, что у мужчины был еле заметный акцент, так что он был далеко не местный. Как, впрочем, и все, кому приходилось здесь останавливаться.

Димитрия не понимала, о чем он говорил, поэтому просто покачала головой из стороны в сторону. До сих пор она еще не произнесла ни слова, наверное, от шока.

— Кто такая Ранка? — с трудом выдавила из себя Димитрия, удивившись, как хрипло звучал ее голос в больничных коридорах.

— Кто ты такая? — эхом отозвался мужчина.

— Димитрия.

— Огнек, — представился он в ответ.

Так они и стояли — мужчина и девушка — такие разные, но с одной чертой, которая делала их близкими, почти идентичными. Это сходство выдавали одинаково серые помутневшие глаза. Неживой потухший взгляд. Недаром всегда говорили: "Глаза — зеркало души". Их души были пусты.

— Хранимира была моей невестой. — Мужчина на короткий миг прикрыл тяжелые веки, точно вспоминая о чем-то. — Но она предпочла мне Бога. Она святая. — Уголки губ Огнека дрогнули в фальшивой усмешке.

Димитрия с ужасом осознала, кого он имел в виду. Та сумасшедшая монашка из подвала и была его невестой. Они были странной парой — Димитрия едва ли могла представить их вместе. Сгорбившаяся Хранимира напоминала больше Маугли, нежели человека, а Огнек был слишком стар для нее. К тому же, у него не было руки, и, кажется, в отличие от своей подруги, он все еще помнил ее.

Огнек не собирался причинить Димитрии вреда, и для девушки теперь это было самое главное. Но оставалась и другая проблема: отпустит ли он ее. Пусть у него была всего одна рука, выглядел мужчина очень внушительно.

— Мне… жаль, — только и смогла произнести Димитрия, вновь потерявшая способность вести разговор. Это в книгах, которые она читала, все было просто, но в том мире, в котором она жила, было слишком сложно подобрать правильные слова.

— Вы случайно не видели мужчину? — поспешно добавила она. — Светлые волосы, светлые глаза. Одет как я.

Огнек покачнул головой, словно копируя ту манеру, с которой этот жест прежде проделала Димитрия, а затем поднял на нее свои полные грусти глаза.

(Глаза одиночки, заметила про себя Димитрия.)

— Внизу, на площади, — безразличным голосом сообщил мужчина. — Может быть, он.

Пальцами здоровой руки Огнек равнодушно крутил колечко — слишком маленькое, чтобы принадлежать ему. Димитрии не стоило большого труда догадаться, кому оно предназначалось.

Внезапно ей стало жаль этого мужчину. Он казался таким покинутым, отвергнутым, что Димитрия почувствовала в нем родственную душу. Ему, как и ей, так не хватало тепла человеческого тела.

Огнек задумчиво прикусил нижнюю губу, и на свет показались заостренные резцы. Димитрия вздрогнула от неожиданности. Нет, он не был таким же, как она, — он был чужим, он был беженцем.

Возможно, даже инфицированным. Выносливый организм беженцев мог содержать в себе заразу, даже не подозревая о ней, пока та спала мертвым сном в ожидании пробуждения. Именно инфекция побуждала беженцев питаться человеческой плотью — вирус принуждал их делать это, чтобы найти себе другого, менее выносливого хозяина.

Димитрия попятилась назад.

Иллюзия о потерянном одиноком человеке тут же развеялась — вместо нее перед глазами девушки встал голодный мужчина, высокий, опасный, жаждущий вкусить ее плоти и крови. Сердце бешено забилось, его быстрый бесперебойный стук эхом отдавался в ушах.

Каким бы смелым ты ни был, в случае, когда жизнь твоя подвергается опасности, исчезает понятие страха как такового. Остается одно — желание выжить. Сильные выживают, слабые — нет. Эту простую философию освоили все, но только судьба решает, кому остаться.