Ирина Ванка - Секториум Страница 44

Семен Семеныч и Вега нашли меня в парке. По рассказам, я сидела у дуба и ковырялась в земле ложкой, вероятно, украденной в столовке. Зачем мне нужен был подкоп под корни дерева, — на этот счет у каждого секторианина свое мнение, и только у меня — никакого. Просто пришли два дядьки и отняли ложку. Мало того, они одели мне на голову черный мешок, потащили к дороге, и ни один прохожий не заступился. Это обстоятельство рассердило меня особенно: беззащитную девушку волокли по улице при всем честном народе, запихивали в машину, и даже милиционер не подошел поинтересоваться личностями похитителей. Я рассердилась так сильно, что, едва оказавшись в модуле, снова села под дерево и стала демонстративно ковырять почву. Вега с Семеном ушли на кухню. Тогда я пересела на клумбу, где Индер сажал тюльпаны, и стала искать в земле луковицы. Потом я уже плохо помню свое поведение, а свидетели не рассказывают. Сознание прояснилось в момент, когда Семеныч поднял меня за ворот и тряхнул так, что чуть не выронил из одежды на грядку.

— Ты должна выкарабкаться, девочка! — закричал он. — Ты должна! Должна! Если ты не сможешь, мы пропали!

Я пыталась что-то ответить, но язык не слушался. Семен втащил меня в комнату и прижал к дивану за ворот, который трещал по швам.

— Если мы потеряем тебя, мы потеряем надежду! Мы потеряем все! — сказал он, и у меня мурашки побежали по коже. — Не дай им сделать с тобой то, что они сделали со мной и с Андреем! У тебя есть силы пройти через это! Только у тебя! Только сейчас! Такой возможности больше не будет. Поняла меня, детка?

Я глупо таращилась на него и кивала.

— Ты сделаешь все, что я скажу…

«Да», — постаралась выдавить из себя я, но получился сдавленный хрип.

— Ты будешь слушаться, и я вытащу тебя из этого болота!

«Буду», — пыталась сказать я, но хрип сменился бульканьем.

— Клянись, что пойдешь с нами до конца!

«Клянусь», — хотела ответить я, но только крякнула и потеряла сознание.

В черной камере не было ни углов, ни звуков, ни посторонних предметов. Я ползала в пустоте, пытаясь докричаться до внешнего мира:

— Это не я, это вы слепые дикари! Это вы в черном ящике, только не хотите признаться.

Внешний мир не сочувствовал мне. Даже Индер, который всегда жалел больных землян, предпочел обходить стороной место моего заточения.

— Вы боитесь! — кричала я. — Вам удобнее жить с закрытыми глазами! Вы привыкли к этому, да?

Тишина отвечала мне со всех сторон космоса. Я не могла ни улечься, ни забыться в этой дикой пустоте, но, в конце концов, успокоилась. Мне стало безразлично и даже немного смешно, только страх и угрызения совести терзали меня, но я привыкла бояться молча, не показывая виду, как человек, привыкший за долгую жизнь к перспективе неминуемой смерти. «Этот мир должен умереть, — решила я. — Это не мы смертные в нем, это он умирает в нас для того, чтобы дать место новому миру».

Тянулось время. Моя тюрьма расширилась до габаритов комнаты, оставаясь такой же темной, но дела пошли на поправку. Вскоре из внешнего мира появился первый предмет — Мишин баскетбольный мяч. Сначала мы с ним сосуществовали в едином пространстве. Потом я взяла его в руки и, получив удар током, бросила. Если бы ни клятва Семену, черта-с два бы они выманили меня отсюда. Там, снаружи, мне делать было нечего, но Семен заставил меня поклясться, сделать то, чего я не делала никогда прежде. Кто меня тянул за язык? Теперь, когда до желанного покоя оставался один шаг в пропасть. Я снова взяла в руки мяч и стала учиться терпеть боль. В мой мир стали проникать другие предметы. Он наполнялся и постепенно перестал отличаться от того, с которым я простилась, отправляясь в Хартию. Когда Индер выпустил меня на волю, мне показалось, что я только что вернулась домой.

— Выпей чаю, — сказал Индер, и пригласил меня пересечь запретную черту его рабочих территорий, правда, не далее цветочной стенки, у которой стоял чайный стол.

На столе грелся чайник, сломанный Адамом, который так и осел в офисе. Над чайником висел глянцевый плакат, из тех, что Миша печатает на своем секретном оборудовании, а затем раздает. В основном его вдохновляют космические виды, морские глубины и Синди Кроуфорд, но Индеру он подарил портрет настоящей ведьмы, глядя на которую, я сначала испугалась, а потом удивилась, где он нашел такую колоритную натуру? Словно сухую змеиную кожу набили соломой, поставили под каждым глазом синяк и начесали дыбом волосы.

— Это фотография или рисунок? — спросила я.

Портрет шевельнулся.

— Это зеркало, — грустно ответил Индер.

— Поживешь у Алены, пока не вернется Миша, — говорил шеф, а Алена, стоя за его спиной, одобрительно кивала. — Когда появится Миша, он за тобой присмотрит. На улицу не выходить. Алену слушаться, как мать родную.

— Буду слушаться.

— Разумеется, — сказал Вега. — Я в этом не сомневаюсь.

— А что Семен Семеныч? Он будет меня навещать?

Семен Семеныч больше не появился. Я не успела понять, кто он, откуда взялся, и почему покинул меня сразу, как только выполнил миссию. Я не знала, что незадолго до моего появления в Секториуме, Семен Семеныч таким же странным образом покинул планету. Кто этот тип на самом деле, мне никто не сказал. Вега нашел старика, когда ему было глубоко за восемьдесят. Нашел, чтобы опробовать в Хартии. Говорят, что Семен Семеныч видел все три русские революции, чудом уберегся в гражданскую войну, но в восемнадцатом году был мобилизован на германский фронт. В Великую Отечественную бог его снова миловал, но не защитил от сталинских лагерей. Семен Семеныч стоически пережил все напасти и готов был к новым испытаниям, но Хартия в один прием «сдвинула крышу» старику, превратила этого энергичного пожилого мужчину в развалину, тихо доживающую в укромном уголке Сигирии. В то время Вега был еще неопытен и не знал точно, какой рисунок энцефалограммы должен иметь человек-хартианин, и с каким типом подобные опыты противопоказаны. Семен Семеныч оказался моей зеркальной противоположностью во всем, даже в «синусоидах» мозговой активности. К примеру, Семен Семеныч ненавидел Мишу Галкина всеми фибрами естества. Как только способно одно живое существо ненавидеть другое. И этот факт имел предысторию.

Последние годы Семен Семенович Сорокин, будучи постоянным жителем Сигирийской Блазы и, обладаючи земной родословной, имел привычку часто посещать места прежнего обитания, где и напоролся на беспардонный Мишин язык. В результате непродолжительного общения, Семен Семеныч заработал кличку «Эс-Эс». Может быть, из-за элементарной Мишиной лени выговаривать до конца имя и отчество, а может, за свои праворадикальные политические взгляды, не характерные в те времена для широких слоев российского населения. Семен Семеныч был личностью исключительно неординарной и не стыдился выражать мысли вслух, даже если они не соответствовали стандарту восприятия, но на «Эс-Эс» обиделся, и уже тогда невзлюбил Мишу.