Владимир Корчагин - Астийский Эдельвейс. Научно-фантастический роман Страница 44

Так прошел, быть может, месяц или больше. Максим потерял счет дням и часам. Однажды он вышел из информатория задолго до захода солнца, хотя думал, что наступил вечер. Но возвращаться уже не захотелось, голова болела, а море на этот раз соблазнительно мерцало вдали. Он решил дать себе отдых…

Серпантин дорожки вывел его на открытую поляну с озером, вокруг которого высились огромные деревья, сплошь увитые цветущими лианами. Голова закружилась от тяжести пряного аромата. Максим сел на скамью и закрыл глаза.

— Добрый вечер, Максим, — услышал он голос Этаны и поднялся со своего места.

— Нет-нет, не вставайте, я сяду с вами. — Она опустилась на скамью и чуть слышно вздохнула. — Я знаю, что вы страдаете. Знаю, что вините в этом меня. И оттого, поверьте, мне тяжело, как и вам. Вы уверены, что я ответила вам черной неблагодарностью. Вам, наверное, не хочется говорить со мной. И все-таки, я прошу вас, выслушайте меня. Я понимаю, что значит любить человека и не иметь его рядом. Да, теперь я понимаю это… Я понимаю также, что некоторые законы Системы кажутся вам бессмысленными, даже жестокими. У вас есть для этого основания. Но дело не только в законах. Я не хотела об этом говорить. Но, наверное, надо было давно сказать вам все. Поймите, Максим, хотя внешне у нас с вами много общего, мы тем не менее сильно отличаемся друг от друга. Наивно было бы ожидать иного. Вы думаете, то был каприз Мионы, что она так долго не могла стать вашей женой? Нет, мой друг! Нам пришлось сделать очень многое, чтобы изменить ее физиологию настолько, чтобы в будущем она имела возможность стать матерью вашего ребенка. Нечто подобное происходит и теперь. Мне трудно объяснить все. Но малейший контакт ее с вами в таком положении может привести к гибели и ее, и вашего будущего ребенка. Она сейчас находится в состоянии полного анабиоза. К сожалению, это удел всех наших женщин. В мирах Системы наши мужчины и женщины являются лишь донорами половых клеток, дальнейшее развитие детского организма происходит в инкубаторах. Но в космосе мы вынуждены идти на риск, невзирая на трагедии такие, какая выпала вам и Мионе. Мне жаль и ее и вас, но…

Максим отвернулся, собираясь встать и уйти.

— Вы все еще не доверяете мне? — Голос Этаны дрогнул, зрачки потемнели.

Максим смягчился:

— Простите меня, Этана. Но я многого не могу принять. Я чувствую себя здесь совсем чужим. Вы лишили меня Мионы, и все стало бессмысленным.

— Вы устали, Максим. Даст ли наш остров вам отдых? Наверное, вы хотите вернуться на Землю? Да или нет?.. Но она же рядом! Идите в иллюзионорий. У меня для вас там сюрприз.

— Спасибо, Этана. Мне действительно пора… встряхнуться. Когда вы смогли бы показать мне это?

— Сейчас. Я ждала вашего вызова в любое время. Прощайте, Максим! — Она протянула к нему руки и вспыхнула до корней волос, когда он по обыкновению коснулся губами ее пальцев.

Максим нехотя пошел в иллюзионорий. Свет погас. Забрезжил снова. Он оказался в небольшой комнате, в которой при свете горевшего ночника можно было рассмотреть стол, кровать, простой жесткий стул с раскрытой книгой и бумажными облатками из-под лекарств. В постели спала худенькая, с тонкими лучиками морщин вокруг глаз, с остро выступающими из-под кружев сорочки косточками ключиц и с лихорадочным румянцем на щеках, женщина. Она спала, чуть приоткрыв губы, положив ладошки под щеку. Максим ее узнал. Лара!

Тихо, очень тихо, боясь разбудить больную, подошел Максим к кровати. Но Лара уже проснулась, открыла глаза, потянулась к нему, обрадованная и смущенная.

— Максим?.. Я знала, что ты придешь. Знала, что ты разыщешь меня, как бы я от тебя ни пряталась. Знала всегда, боялась этого и ждала. Каждый день, каждый час… Ведь ты один на всей земле по-настоящему близкий мне, любимый человек. Но не в этом дело. Все время с тех пор, как мы увиделись в последний раз в Ленинграде, я чувствую себя виноватой. Я не знаю точно, в чем она, эта вина. И так ли она велика, как мне кажется. Но она давит меня. Мне так надо высказаться перед тобой! Слушай! Сядь сюда и слушай. — Она подвинулась, уступая ему краешек постели, приподнялась, подтянула одеяло под подбородок и вздохнула: — Это был самый счастливый день в моей жизни. Слышишь, самый счастливый, когда ты нашел меня на берегу Невы. Но ты слишком поздно разыскал меня. Слишком поздно! Нет, дело не в замужестве. Мужа я вычеркнула из жизни много раньше. Но я устала жить одна. Не знаю, поймешь ли ты меня. Я очень устала… И когда мне встретился один хороший человек, мы подружились… Нет, я не любила его. Да он и не требовал этого. Он был много старше меня. Он просто помогал мне жить. И получилось так, что, когда ты разыскал меня, я ждала от него ребенка.

А потом… Я дала себе слово больше не видеть тебя. Оборвала все. Оборвала навсегда. И я уехала к этому человеку. Счастлива ли была я в последние годы? Смешно задавать этот вопрос. Но без поддержки мужчины я вообще не смогла бы жить. И вот теперь эта болезнь. Что со мной будет?.. Я хотела только, чтобы ты понял, почему я скрылась от тебя. Знала, что ты будешь искать, знала, что оставляю тебя в трудную минуту. И все же уехала к другому… — Она закрыла глаза рукой, порывисто задышала, чтобы сдержать рыдания. Заговорила так тихо, что Максим едва мог расслышать, что она говорит. — Я так часто вспоминала тебя. Да, часто, очень часто. Ты поцеловал меня один-единственный раз, и это был самый дорогой поцелуй в моей жизни. Но если бы ты снова нашел меня, я бы сказала: нет! Нет, Максим, поздно. Жизнь идет по своим сложным и непостижимым законам, и не стоит их ломать. Далеко не все можно поправить, даже если убежден, что это возможно. Не ищи меня больше, не пытайся встретиться, хотя я этого очень хочу. Пойми меня! Видишь, я снова одна, совсем одна, и, как всегда, я плачу. Смотрю на тебя и плачу. И буду плакать долго. Неужели мы прощаемся навсегда? Где ты, Максим?

— Лара! Чем тебе помочь? Жди меня… — Он взял в руку ее дрожащие пальцы…

Видение исчезло.

Холодный свет залил огромный зал, мягко раскрылись захваты на руках и ногах, легко соскользнул с головы подхваченный длинным рычажком блестящий обруч. Максиму показалось, что он сходит с ума. Все в нем рвалось туда, на Землю, и одновременно он остро чувствовал, как страшно ему было бы вернуться туда. Зачем Этана устроила этот сеанс? Чтобы заставить его еще раз страдать? Или чтобы он понял, что возврата к Ларе нет? Что ничем не может ей помочь, как и Мионе?

На следующий день Этана пригласила Максима в местный музей. И снова он не мог отказать ей.

— Это очень интересный музей, в нем собраны цветы всех миров, известных Системе… Здесь же вы увидите и наш ингрезио. Вот он, смотрите!