Кейт Лаумер - Миры Империума Страница 44

На полу элегантно обставленной просторной комнаты раскинулся ворсистый серо-зеленый ковер, а стены украшали две смелые акварели. Вдруг резко ощутилось исходящее от меня зловоние. Одежда прилипала к спине. Я валялся в грязи, бродил в сточной канаве и ползал по залежалой пыли. Изгваздался как черт. Без лишних раздумий скинув расшитый мундир и свалив остальную одежду в кучу у двери, я направился в ванную, отделанную серо-зеленым кафелем. Ванна оказалась длинной и глубокой. Из крана потекла горячая вода. Я забрался в ванну, отрегулировал температуру и поискал глазами мыло. Пистолет мыться мешал, и я положил его на пол рядом.

Полчаса я отмывался сам, а затем вылез и принялся за одежду. Запасным комплектом я не располагал, а эту в нынешнем ее виде надеть не представлялось возможным. Мундир был старательно намылен, тщательно выполоскан и аккуратно расправлен на краю ванны. У двери висел просторный белый купальный халат. Закутавшись в него, я вернулся в спальню. Мне нравилась эта комната, именно такую мне хотелось бы когда-нибудь иметь. Тут мне пришло в голову, что мы с моим близнецом должны быть в некотором смысле похожи.

Я вспомнил о пистолете и сходил за ним. Притуплённый рассудок нашептывал, что подобное поведение рискованно. Неизвестно, когда соизволит вернуться потенциальная жертва. Диктатор мог явиться, когда я, нагой и беззащитный, плескался в ванне. Очередная попытка подстегнуть свою бдительность потерпела фиаско. Мне никак не удавалось собраться и заставить себя быть настороже. Комфорт и ощущение полной безопасности убаюкивали. Но так же нельзя. Недолго и заснуть на ходу.

Я твердил себе, что надо бодрствовать. Надо оставаться начеку. Тогда я услышу, когда он объявится, и успею спрятаться в ванной. Очередной зевок едва не вывихнул мне челюсть.

Усевшись в кресло напротив двери, я приготовился к напряженному ожиданию. Затем встал и выключил свет. Как снова оказался в кресле, не помню.

Мне снилось, что лежу я на морском берегу и лучи солнца отражаются в зеркальной водной глади. Они слепят мне глаза, и я отворачиваюсь. Я заерзал в кресле и открыл глаза. В голове царила полная каша.

Взгляду предстали бледно-зеленые стены комнаты, серо-зеленый ковер. Вокруг стояла тишина, и я не шевелился. Дверь в смежную комнату оказалась распахнута.

Я помнил, как выключил свет,— и все. Кто-то другой включил его. И открыл дверь. Я прокрался сюда, как тать в ночи, а меня застали спящим. Переутомление предательски подвело меня.

Сев прямо, я вдруг понял, что не один в комнате. Повернув голову налево, я увидел мужчину. Он невозмутимо развалился в кресле, вытянув перед собой прямые, словно деревянные, ноги. Руки его слегка сжимали подлокотники кресла из розового дерева, обтянутого черной кожей. Он улыбнулся и подался вперед. Такое ощущение, будто смотришь в зеркало.

Я замер и не спускал с него глаз. Лицо худощавее моего и очерчено резче. На коже густой загар, и волосы сильнее выгорели на африканском солнце. И все же сейчас я смотрел на самого себя. Не на близнеца, не на двойника, не на искусного актера — это был я, собственной персоной. Это я сидел в соседнем кресле.

— А вы крепко спали,— молвил он.

Мне показалось, будто прозвучал мой собственный голос, только записанный на пленку, но его французский, в отличие от моего, был безупречен.

Едва заметное движение рукой подтвердило: мое оружие по-прежнему при мне, а человек, ради убийства которого меня сюда и забросили, в данный момент сидел не дальше чем в десяти футах от моего кресла и к тому же без охраны. Но я не двигался. Я не готов, пока не готов. Может, никогда не буду готов.

— Вы выспались или хотите поспать еще, прежде чем мы начнем разговор? — поинтересовался он.

— Выспался.

— Не знаю, как вы пробрались сюда, но мне достаточно того, что вы здесь. Я знал, что судьба не оставит меня. Только не знал, какой дар она мне уготовит, но ничто не может быть ценнее этого — дороже брата.

Я не знал, каким предстанет мне диктатор Баярд: мрачным головорезом, мегаломаном с бегающими глазами или коварным интриганом. Но не ожидал встретить живое отражение себя самого, увидеть человека с теплой улыбкой, поэтической манерой речи, называющего меня своим братом.

Он смотрел на меня с неподдельным интересом.

— Ваш французский превосходен, но чувствуется английский акцент. Или американский? — Он улыбнулся.— Простите мое любопытство: лингвистика, акценты — это мое хобби, а в вашем случае я вдвойне заинтригован.

— Американский,— ответил я.

— Поразительно. Я сам мог бы родиться американцем... но это долгая и скучная история, которую лучше оставить до другого раза.

В этом нет нужды, подумал я. Отец часто рассказывал мне, когда я был мальчишкой...

Он продолжал напряженным тоном, но мягко и доброжелательно:

— Когда десять дней назад я вернулся в Алжир, мне доложили, что здесь, в моей квартире, видели человека, похожего на меня. В моем кабинете нашли двоих убитых, и данное обстоятельство вызвало всеобщий переполох и разноречивые толкования. Но меня поразило упоминание о человеке, который выглядел в точности как я. Мне захотелось встретиться с ним, поговорить: ведь здесь так одиноко. История распалила мое воображение. Конечно, я не знал, что привело этого человека сюда, мне даже твердили об угрозе...— Он по-французски экспрессивно раскинул руки.— Но когда сегодня я вошел в комнату и обнаружил вас спящим в кресле, это сразу убедило меня в дружественности ваших намерений. Я глубоко тронут, мой друг, что вы почувствовали себя здесь как дома, предав себя в мои руки.

Я не мог промолвить ни слова. И не пытался.

— Не многие в этой стране способны сохранять передо мной человеческое достоинство и считать меня своим другом. Ходят легенды о моей свирепости, беспощадности, и это заставляет всех осторожничать в моем присутствии, и страх перед моим именем смешивается с ненавистью. Но легенды остаются легендами, их порождают те же страх и ненависть — два всепроникающих чувства в наши горькие времена. Такие слова, как любовь и вера, забыты. Включив лампу и увидев ваше лицо, я сразу понял, что за этим кроется нечто большее, чем поверхностное копирование. Моим глазам предстало мое собственное лицо, но не так изношенное войной, и черты не так резко очерченные. Я ощутил зов крови и признал в вас брата.

Я облизал губы и сглотнул слюну. Он наклонился вперед, положил руку на мою и с силой сжал ее.

— Вместе, брат мой, мы спасем цивилизацию, которая не должна погибнуть. Вы, с вашим целым и невредимым телом, здоровыми ногами, и я, с моей мечтой и опытом долгих лет, сможем поспеть всюду. Пока еще не поздно расправиться с жалкими заговорщиками, жадными грызунами, мечтающими разрушить крошечный островок порядка, созданный мной на руинах войны, уничтожить его, чтобы можно было разграбить и эти руины, истребить последний слабый росток западной культуры и предать мир на растерзание варварству.