Дмитрий Каполь - Посланник железного бога Страница 44

Юра обернулся и посмотрел на погруженную во мрак каморку.

– Прощай, Йогр, – тихо произнес парень.

– Доброго пути, хозяин, – ворчливый голос гремлина дрогнул.

Юра тихо прикрыл дверь, посмотрел наверх и прошептал:

– Прощайте, мой милый добрый Азиф.

Он поправил рюкзак и тихо позвал:

– Призрачный Рэйм…

Воздух задрожал, и призрак вечного стража башни появился перед парнем.

– Что, уходишь? – буркнул призрак, неодобрительно глядя на Юру.

– Воздухом решил подышать, – уклончиво ответил тот.

– Ну-ну, знаем мы вас. Сперва воздухом подышать ходите, а потом в капищах застреваете, что с отрядом лучников вас вызволять приходится.

Призрачный Рэйм стукнул древком по каменному полу, и из воздуха начала вырисовываться лестница.

– Я скоро буду, – попытался обнадежить привидение парень.

– Да мне все равно, – полупрозрачная рука прикрыла открывшийся в зевке рот. – Скоро, не скоро. Что эти слова означают для того, кто постиг вечность? Я был тут, когда тебя еще не было, и я буду тут после того, как тебя уже не будет. Ни тебя, ни Азифа, ни короля. Никого. На десятки и сотни поколений вперед. А ты говоришь скоро. Фу, ерунда какая…

Призрак продолжал философствовать, и его ворчливый голос с каждым пройденным лестничным пролетом становился все тише и тише, пока совсем не угас.

Юра, словно вор, мелкими шажками, начал пробираться по коридору, прижимая амулет к груди. Рядом с поворотом в крыло с королевскими покоями стоял страж с пикою в руке. Над головой у него чадил факел. Солдат повернулся на шорох шагов парня и прищурился, вглядываясь в темноту. Юра вжался в стену и замер.

– Кто здесь? – больше для порядка рыкнул стражник. – Брысь! Растревожат капища, а потом призраки всю ночь шастают по дворцу.

Он что-то еще забурчал себе под нос, но Юра его уже не слышал, он крался дальше, в конюшню. Путь, который занимал не больше трех минут, растянулся на четверть часа. Он то и дело останавливался и прислушивался – стоит ли идти дальше или лучше обождать. Коридор, который в дневное время казался ему пустым и заброшенным, теперь был наполнен разными звуками: шорохом мусора, скрипом половиц и завыванием ветра в щелях окон замка.

Наконец он достиг цели. Воздух в конюшне был прохладным и пах навозом. Когда он вошел, единороги как по команде повернули в его сторону свои головы. И лишь только его кобыла тихонько фыркнула.

– Ласка, – Юра нежно погладил единорога по морде и угостил сушеным плодом, похожим на яблоко.

Лошадь съела угощение и ласково ткнулась в лицо хозяина. Парень вывел ее из стойла и приторочил к боку свой рюкзак. Затем припал к уху Ласки и зашептал что-то. Единорог пару раз мотнул головой и не спеша вышел из конюшни. Юра осторожно выскользнул на площадь и прокрался вдоль стен домов, прячась в отбрасываемых тенях. В сорока метрах от городских ворот он остановился. Деревянные ворота башни были раскрыты – через нее то и дело сновали крестьяне – завозили провизию к предстоящей свадьбе. Ласка, тихо фыркая, с гордо поднятой головой, прошла мимо стражи и пошла по тракту. Стражники переглянулись.

– На крестьянскую лошадь непохожа, да, Грумз?

Грумз почесал переносицу и ответил:

– Ага. По-моему, она с королевской конюшни. Чародейская.

Солдаты переглянулись и бросились вслед за единорогом, который не спеша шел по тракту. Завидев приближающихся стражей, Ласка тихо заржала и ускорила шаг.

– Стой, глупая скотина! – закричал напарник Грумза и погрозил вслед кобыле кулаком.

Юра тихонько ухмыльнулся и вышел через никем не охраняемые ворота. Он свернул на едва заметную тропу, которая тянулась вдоль всего тракта, и не спеша пошел по ней. Пару раз он слышал грозные крики стражников, ругающихся на сбежавшего единорога. Когда последний раз он услышал их голоса, Грумз говорил:

– Да и лич с ней, с этой кобылой! Нехай острозубы разорвут ее на части, будь она неладна. Еще я ноги по темноте не ломал, гоняясь за ней.

– Это чародейская кобыла, – осторожно напомнил ему напарник.

– И что? Мне теперь целовать в зад каждую чародейскую кобылу? – он остановился и вскрикнул встревоженным голосом: – Твою же напропалую! У нас там ворота без охраны!

В темноте раздался топот сапог, и голоса стражей растаяли в темноте. Юра сошел с боковой тропинки на тракт и тихонько свистнул. Из темных зарослей кустов, похожих на боярышник, вышла Ласка. Юра снял с груди амулет и сунул его в карман рюкзака, после чего вскочил верхом, ударил пятками в бока единорога и они помчались на юг.

Солнце уже клонилось к ветвям деревьев, когда они достигли трактира. Небольшое двухэтажное здание словно прислонилось к скалистому холму, за которым начиналась дорога через перевал. Над входом горел фонарь и отбрасывал блики на вывеску «Загнанный пятилапник». Кто такой был пятилапник, и почему его загнали, Юра не знал, да и знать не хотел. После утомительной дороги с тремя короткими привалами он хотел только одного: лечь в кровать и заснуть. Ласка едва перебирала ногами и тоже мечтала о теплом стойле и хорошей порции корма. Парень спешился, привязал единорога к перевязи, отвязал рюкзак, взвалил его себе на плечи и вошел в помещение трактира.

Он оказался в просторной зале, заставленной десятком столов. Посетителей практически не было, занятыми оказались всего три столика. За двумя сидело по одному человеку, и каждый уныло поедал свой ужин. За третьим сидела подвыпившая компания молодцев, похожих на купцов. По центру с потолочной балки свисала огромная люстра в виде колеса, на которой горел огонь свечей и неровными бликами света освещал лица постояльцев. В левом углу залы в огромном камине горел камин. С правой стороны было что-то наподобие стойки, за которой скучал хозяин трактира. Это был среднего роста щуплый невзрачный старичок. Его плешь обрамляли пряди седых засаленных волос, а из-под густых бровей на мир глядели беспокойные черные глаза-пуговки. Длинный сизый нос и глубокие морщины вокруг рта выдавали в нем любителя выпить, а большие слюнявые губы делали это малоприятное лицо отталкивающим.

Трактирщик поднял голову и посмотрел на вошедшего. Его глазки забегали из стороны в сторону, как бы оценивая, насколько можно будет облапошить новичка. Он вышел из-за стойки и, прихрамывая на правую ногу, неспешно заковылял к парню. Поверх серой холщовой рубахи у него был повязан темно-коричневый фартук, а при ходьбе он то и дело заносил руку за поясницу и закладывал ее за спину.