Дмитрий Романов - Нф-100: Великое переселение Страница 44

Теперь Димитри, кружась и задыхаясь в известняковом тумане, заново переживал усвоенный однажды модус состояния, что был заложен в подвалы и чердаки его подсознания тем далёким зимним днём на берегу горного озера. В иллюзорном мире есть одна закономерность -- видения возвращаются, рано или поздно, но всегда.

Глава XIII

Озеро и прилегающие к нему лесные заросли на всех ярусах -- от подводного до самых маковок древесных крон и даже выше -- превратились в амфитеатр и трибуны, заполненные зрителями. Лира занимала в этом своеобразном зрительном зале положение по центру, прямо напротив сцены.

Движение и шум прекратились, когда вышел император. Беззвучно позади него, позади шеренги людей, из которой он вышел, росли, выходя из глади вод к сиреневым небесам, две нефритовые колонны. Они обрамляли импровизированную сцену и в то же время являлись неким порталом или экраном, отрезок неба в котором был чуть другого цвета. От одной колонны к другой распространилось плазматическое свечение, мерцающая полупрозрачная пелена.

Император поднял руку вверх, развернув её ладонью к зрителям. Голубоватая волна прошлась по плазматическому полю позади него, реагируя на движение. В отдалении затрубил горн, вспугнув своим мощным звуком стаи птиц с отдалённых деревьев.

- Жители восточных лесов Ши-нак, болот Изумрудной долины и вы, мои подданные нижнего и верхнего Ваджара! Да будет Солнце дня и внутренний свет утроб освещать вам ваш путь для свершения многих благих дел! Да распространится благодать множества миров на сей мир, и воспримем благодать ту в том, в чё она соизволит проявится. От сереброснежных вершин до золотоструйных рек нижних уделов, где бдят великие Посвящённые, да будет мир нам!

Человек в серой рясе, которого изумрудная дева представила Лире, как императора Ваджара, говорил долго и торжественно. Он желал многих благ многим родам и кланам, названия которых ничего не говорили Лире, произносил странные комбинации слов, вызывавших одобрительный гул собравшихся, но совершенно непонятных для неё. Его речь частью была Лире понятна, а некоторые моменты её сливались с голосом переводившей их зеленокожей владычицы восточных лесов, использующей как бы синхронный перевод. Их голоса иногда смешивались в ушах Лиры в некий усреднённый голос, не являющийся ни протяжным взывающим кличем императора, ни мерный и ласкающий напев зелёной девы.

- Здесь собрались мы с важной речью, - продолжал император. - Я, император внешнего и внутреннего, верхнего и нижнего Ваджара, Ру-Гьял Второй, а так же все наместники, князья десяти сторон, - он обвёл рукой собравшихся позади него атра.

Эти люди в серых неприметных одеждах, вида довольно сирого и совсем простого, степенно поклонились.

- Собрались мы в местах Ши-нак среди болот Изумрудной долины потому, что её не успела затронуть Белая Чума, корни проклятых родов неназываемых. И потому именно здесь нам предстоит решить дальнейшую судьбу нашу, начертить новые символы заветов, определить, куда идти и обращать взоры первую очередь. Мы все связаны одним прочным обетом, данным нами в далёкие времена -- обетом мира и любви, обетом не вредить и не совращать с пути мудрости никого, даже самых низших тварей. Ваши боги, ваши цивилизации завещали вам то же, возможно, в других словах, через иные писания и заветы, которых мы, император Ваджара и князья, не видели, но знаем, что это так. Все мы живые существа, и всем нам одинаково хочется счастья и не хочется страданий. То же можно распространить и на воинственных обитателей Лу-лу, что посылают на нас Белую Чуму, страшный корень проклятья. Это не их вина, но они одержимы демонами, беспросветным неведеньем. И наша задача -- бороться не с ними, но с этими демонами внутри них. Владыка Лу-лу, царь Хорон, собирается заполонить Белой Чумой не только Ваджар, но и всю Траму целиком. Итак, далёкие и близкие, незнаемые и родные, одинаково шлю вам своё благословение на великую победу в грядущем сражении за Траму...

Он говорил ещё, и всё чаще гул одобрения разливался над спокойными водами озера. Лира услышала совсем рядом чей-то голос. Сначала она не обращала внимания, но голос становился назойливей и источник его казался всё ближе. Наконец, кто-то толкнул её в локоть, и она, отпрянув в сторону, оглянулась. Рядом с ней на круглом листе водного растения сидело странного вида существо. Оно походило на жабу с длинным носом, однако имело вполне человеческие пятипалые руки и ноги с коленями, повёрнутыми вперёд. Кожа существа была сплошь покрыта пупырышками и пузырями. Лира не понимала его, но всё же его ужимки и гримассы позабавили её и она, улыбнувшись, развела руками. Существо всплеснуло руками, словно в отчаянии, и начало вновь что-то пищать, кряхтеть и подмигивать своими круглыми лягушачьими глазами.

Вслед за одним, появился и второй, такой же причудливый жабообразный, завёрнутый в бурые ленты водорослей с кантиком из рыжего мха и синим бутоном на плече. Они вдвоём принялись взывать к ней и, видя, что она не понимает, всё больше распалялись. Из-под воды прямо перед девушкой медленно вырос белый лоб с гребнем-щёткой. Полностью чёрные глаза тритона уставились на неё. Лире этот обитатель местных топей показался ещё более забавным. Рот его вытянулся в трубочку и он промычал что-то вроде "Лу-у-ра-а...лу-у-ра-а". Из-под воды, не решаясь показаться наружу глядели ещё несколько таких же тритонообразных, перебирая ластами. С ветвей на слизистом канатике свисал маленький шар с глазами, огромным ртом, из-за нижней губы которого торчал лопаткой зуб. Рядом с ним, выше на ветке сидел длинный, словно палочник, человечек в свёрнутой из листьев шапке и пихал шарообразного веткой, от чего тот раскачивался, как маятник. Лира посмотрела выше и ахнула: все древесные кроны, все ветви, нависшие над чайным зеркалом озера буквально кишели этими головастиками, глазами всех форм и размеров, панцирями, из-за которых выглядывали рожки улиток, длинные пальцы раздвигали листву, откуда тут же вылезали любопытные носы, сверкали чешуйки, тянулись хвосты, слюни, перламутровая слизь... Существа перешептывались, юркали с яруса на ярус, с ветки на ветку, шелестя зелёной массой, плюхались в воду. А там, в воде, копошились обитатели озера. И все они со всех сторон жадно всматривались в Лиру, гипнотически, внимательно и благоговейно. Некоторые даже указывали на неё длиннющими пальцами своим детям -- меньшим копиям, словно игрушечным монстрам.

Лира оказалась в затруднительном положении. С одной стороны ей было любопытно, но неуютно, а к тому же она осознавала, что вон там, перед ней и всеми этими болотниками выступает сам император! Не бродячий артист и даже не вожак стаи или какой-нибудь армейский голова, а сам наместник божественных сил на этой земле. Некоторые из слушающих его речь начали оглядываться на шорохи и шепотки с её стороны. И, разумеется, их внимание сразу привлекала она, а не те, кто вызывал этот шум. Действительно, девушка с иной планеты, одна из пришельцев, слух о божественности которых достиг уже самых отдалённых уголков Трамы, являлась гвоздём сосредоточения практически ничуть не уступающим в силе самому вниманию к императорской особе. Да и сам Ру-Гьял Второй бросал взгляды из-под своего холщового капюшона в её сторону. Он-то прекрасно знал, кто там сидит на листе корабельного дерева. Дворцовые оракулы оповестили его обо всём ещё при приближении "Феба" к орбите Трамы. И император наблюдал падение "звезды" из своей резиденции в высокогорной башне. Конечно, жрецы видели в падающей звезде своё, а император, служитель светского общества -- своё. Хотя грань между светским, мирским, и религиозным, храмовым укладом жизни, провести было очень сложно. Одно гармонизировало, соплеталось и вступало в симбиоз с другим. Деревни и города строились при больших храмах и монастырях, а монастырские стены служили крепостным убежищем во время войн и нашествий. Так что даже сам главнокомандующий и войска во многом полагались на жречество и многие являлись выходцами из монастырских академий. Некогда и Ру-Гьял служил при Западном храме Ами-ра Джаруки, по легенде основанным перволюдьми. Этот храм был святыней святынь и находился глубоко в недрах западного нагорья, в подземной долине Пуч, в самом её труднодоступном месте.