"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 11 (1971 г.) Страница 44

Глен не мог выдержать этого взгляда, встал со стула и, горбясь, пошел из комнаты, забыв прикрыть дверь.

– Мистер Глен, - лепетала вслед Эджери шепотом, похожим на шорох ветра в бумажках. - Скажите, что с папой?…

Глен не смел ответить, остановиться. Он плелся по коридору, вышел на лестничную площадку к большому черному, похожему на паука телефону.

Только здесь он оглянулся на неприкрытую дверь. Никакая сила не заставит его вернуться к двери и прикрыть ее. Сквозь шорохи дома, звон посуды и смутные голоса он все еще слышал: «Что с папой?…», видел прозрачные от страха глаза, скрюченную фигурку Эджери. Нет, он не может так просто уйти отсюда, убийца Глен Эмин. Не может и не уйдет!…

Чувствуя на лице холодные струйки пота, Глен снял телефонную трубку, набрал номер полицейского управления. На вопрос, кто звонит и зачем, сказал, как в бреду:

– Мы убили человека: я, Глен Эмин, и профессор Доннел Чарльз Баттли. Мы убили Гарри Польмана, пообещав ему пятьдесят тысяч долларов…

И пока на другом конце провода записывали адрес, откуда звонит преступник и его показания, Глен не переставал повторять:

– Убили за пятьдесят тысяч долларов…

Гарри плыл, энергично работая всем телом: плавниками, кожей, хвостом. Кажется, он начал понимать то, чего от него требовали в опытах, - почему дельфин так быстро плавает. Кожа его вибрировала, на ней создавались тысячи микроволн, которые отталкивали, взморщивали воду в ее толще, заставляли скользить вдоль тела, но не просто скользить, а катиться круглыми капельками, - Гарри скользил в воде, как на шариках. Сравнение грубое, но по-другому не скажешь.

Тут он спросил себя, почему он не понимал этого раньше, а понял только сейчас? Ответить на вопрос ему было страшно. Вот уж несколько дней он открывает в себе что-то новое, непонятное и теряет прежнее, человеческое. С утра он не может вспомнить название улицы, на которой живет в Окленде. Это так же страшно, как то, что он забыл имя дочери. Как звали девочку?… А сейчас он не помнит название улицы. Номер дома сто пятый, а название улицы он не помнит.

С тревогой он прислушивается к себе. Все ли он Гарри? Но ведь прежнего Гарри нет. И никогда не будет.

Не надо думать об этом. Все продумано, когда он кружился в океанариуме. Теперь надо уйти. Просто уйти.

Океан опять лежал перед ним неведомым миром, опять ждал его, и Гарри мчался ему навстречу.

Какая удивительная легкость движений! И какая вокруг гамма красок, звуков, холода и тепла!… Да, да, лучше думать об этом - тысяча оттенков холода и тепла… Глубина, близость берега, течения, пятна от облаков на поверхности - все это ощутимо в воде. Чувствуешь каждый солнечный зайчик!… Как же название улицы, на которой он живет?… Жил… А номер дома - сто пятый? Сто пятый?…

Берег исчез. Остались солнце и океан. И глубина. Тяжелая глубина внизу. Или это - новое непонятное чувство? Нет - тяжелая глубина. Она тянет в себя… Я устал, я смертельно устал. От опытов и от долгого плавания. И от Глена… Это Баттли послал его сказать мне, что Гарри умер. Умерло все: имя дочери, название улицы, номер дома. Скоро умрет сознание. Останется жить дельфин - морская зубастая тварь. Будет жрать рыбу, гоняться за самками… Баттли и Глен убили Гарри Польмана, чтобы узнать тайну плавания дельфина. Тайна осталась, а его, Гарри, не будет. Его уже нет. Маленький клочок сознания в мозгу зубастого зверя тает, словно кусочек воска на горячей плите… Сколько ему еще быть человеком? Час, может, минуту?… Как его имя? Гар…

Тяжелым всплеском хвоста Гарри поворачивает вниз, в глубину. Ему хватит минуты - лишь бы не меньше… Медленно сгущается темнота. Как пресс, сжимает тело давление. На сколько дельфин может задержать дыхание?… Темнота сомкнулась над Гарри. Вода сдавила его, как угольный пласт. И почему-то нет страха. Вниз, и еще вниз, вниз…

Когда давление стало невыносимым, когда оно втиснуло плавники в тело и вдавило глаза в орбиты, Гарри с силой вдохнул в себя водяную струю. Он даже не почувствовал боли - только резкий толчок в сердце. Он повис в глубине - с легкими, изодранными в клочья.

Грешнов Михаил Николаевич. Родился в 1916 году в Ростовской области, окончил Краснодарский педагогический институт. Долгое время работал сельским учителем, директором средней школы. Начал публиковаться в конце 50-х годов в местных издательствах. Главная тема его первых рассказов и очерков - жизнь советской деревни. Потом автор пробует силы в жанре научной фантастики. Всего им опубликовано свыше 60 рассказов, очерков, повестей и статей, в том числе четыре сборника: «Три встречи» (1962), «Обратная связь» (1967), «Все начиналось…» (1968), «Лабинские новеллы» (1969). В нашем альманахе печатался в выпуске 1967-68 годов. В настоящее время работает над второй книгой «Лабинских новелл» и новым сборником фантастических рассказов. 

И. Верин НЕВИДАННАЯ ЭНЕРГИЯ ГЛУБИН

Стряхнув с обложки книги пыль, невесть как появившуюся за стеклами стеллажа, и открыв книгу на странице, отмеченной уже пожелтевшей закладкой, я прочел: «Что бы Вы сказали о человеке, который, живя в лесу и спокойно взирая на то, как гниет сухостой и валежник, привозил бы из города, для использования в своих печах, спальные гарнитуры? Вот так вело себя человечество на земле до овладения главной энергией».

Автору этой книги было всего 20 лет, когда он написал эти строки. Но уже тогда чувствовалось, что он человек не без характера. Вновь прочесть эту фразу из старой книги побудил меня звонок шефа. Автор книги был его идейным противником. Шеф много лет воевал против теории Главной энергии, созданной этим ученым.

Через два часа я должен ехать на Камчатку. Там вдруг вновь заговорил вулкан, а, по теории шефа, он должен был умолкнуть навеки. В то же время автор противоположной теории главной энергии считал, что мы используем эту энергию еще недостаточно и поэтому вулканы будут время от времени действовать.

По телефону шеф сказал, что решил тоже ехать и посмотреть на вулкан. Откровенно говоря, это меня огорчило. Я, было, надеялся отдохнуть от его опеки. Хорошо еще, что едем мы не вместе.

Последний год я добирался до Камчатки только самолетом. Но на этот раз врачи рекомендовали мне ехать поездом. Скорые поезда шли до Хабаровска уже только три дня, и я решился.

Когда в купе поезда собираются четыре совершенно незнакомых человека, они очень быстро начинают вести себя так, будто бы они были закадычными друзьями уже многие годы. Самые сокровенные мысли могут быть рассказаны случайному попутчику. Так было и тогда, когда поезда двигались с черепашьей скоростью, и теперь, когда они ходят быстрее самолета 20 - 30-летней давности. Однако в купе поезда пассажиры откровенны, а в самолете - нет. Меня давно занимает этот вопрос. Но чего-либо разумного я придумать так и не смог.