Грэй Грин - Кетополис: Киты и броненосцы Страница 45

Не менее популярным являлось предположение, что строится бронепоезд. Чудовищный вездеходный локомотив, который будет разъезжать без рельсов, на огромных надувных колесах и обжигать врагов нагретым паром и кипятком из особых пушек. Резиновые пластины, изготавливаемые в «вулканизационном», — для колес.

Были слухи и более простые, приземленные. Например, такой: броненосцы собираются переводить на какое-то новое топливо, очень едкое, разъедающее даже сталь. Шланги туда и бурдюк тоже туда.

Все это была полная и окончательная чушь, считал Ируд. У него имелось собственное соображение. Слишком сумасшедшее и страшное, чтобы делиться им с кем бы то ни было, и оттого чрезвычайно похожее на правду. Он считал, что скоро всем фабричным вырежут кишки, а на освободившееся место вставят эти самые шланги. Тогда директорату можно будет совсем не беспокоиться о пропитании рабочих и прочих телесных проблемах, понижающих производительность труда. Залил такому андромеху порцию минерального масла — и на месяц. В эту версию укладывалось многое. Помещалось аккуратно и верно, как ось во втулку. Присоски? Вживят андромехам в животы, чтобы они могли работать хоть на вертикальной стене, хоть на потолке. Огромный бурдюк? В нем неприхотливые пролетарии будут жить, а крюки заменят некоторым из них конечности. Остальная продукция — броневые пластины с заданной кривизной, огромные хрустальные линзы, величественные шарниры, точно предназначенные для суставов атлантов, — будут использованы, вероятно, во флоте. Подростком, работая на верфях, Ируд повидал и более странные предметы. Одни детали орудийной башни чего стоят!

…Наступила очередь проходить через пост сухощавому с пучеглазым. Оба к этому времени давно молчали, изображая сообразную времени и обстоятельствам покорность.

Когда первый из болтунов шагнул в ворота, Ируд мучительно закашлялся. Старший привратник и ухом не повел в его сторону, однако на знак отреагировал оперативно. Сухощавый едва успел пискнуть, как один из здоровяков подхватил его под локоток и потянул в сторону. Джоу продолжал кашлять, колотя себя по верхней части груди раскрытой ладонью и мотая головой. Движения его макушки, на сторонний взгляд хаотичные, указывали на пучеглазого.

— Шаг влево, — коротко скомандовал тому старший охраны.

Толстяк попытался спорить, вытащил и принялся размахивать какой-то, на его взгляд, очень важной бумажкой.

— Возражать? — лениво спросил привратник и особенным образом причмокнул губами. Овчарка сейчас же оскалила зубы, сделала движение к толстяку. Тот немедленно заткнулся. Его увели.

Толпа безмолвствовала, лишь слабо попукивала будто тесто в кадке. Ближние боялись лишний раз пошевелиться и отводили глаза. Дальние, наоборот, вытягивали шеи, чтобы лучше разглядеть неожиданное развлечение. Можно биться об заклад: утреннее задержание двоих не то бедолаг, не то преступников станет темой разговоров минимум на сутки. По фабрике давно циркулировали слухи о возможных диверсиях, поэтому чего-то подобного — задержаний, может быть, даже стрельбы — ждали.

Ируд перхал и вытирал платком накатившие слезы. Чертов тупой спектакль, думал он. Чертова скотская комедия. Чувствуешь себя не только стукачом, но и полнейшим кретином.

— Ты, чахоточный, живее поршнями шевели! — рявкнул охранник.

Джоу мотнул головой и, посасывая ус, прошмыгнул на территорию фабрики.

Под прессом опять натекло масло. Байбак из ремонтной службы вчера клялся и божился, что проверил все соединения, заменил сальники, протянул гайки — и бежать маслу совершенно неоткуда. Сейчас было бы самое время натыкать урода лживым рылом в лужу. К сожалению, отлучаться с рабочего места, помимо времени «санитарной паузы» или обеденного перерыва, строго запрещалось. Надежды же на то, что слесарь случайно будет проходить мимо, не было ни малейшей.

Ируд помянул чрево китовой матери, ласты дюгоня; проверил натяжение приводного ремня и опустил рычаг, зажимающий фрикцион на шкиве. Через минуту рявкнула сирена, в машинном отделении зашипело, застучало; визгливо заорал бригадир кочегаров. Не то отчитывал кого-то, не то просто с похмелья присел на раскаленный паропровод. Проходящий под потолком вал общего привода медленно, будто нехотя начал раскручиваться. Зашуршали десятки ремней, тянущихся к станкам. Будто по волшебству откуда-то возникли и побежали чумазые уже с начала смены пацаны с тележками, полными заготовок. Красавчик Энцо, не только коллега по работе, но и приятель по досугу, сверкая зубами, завел итальянскую песенку про беспутную девчонку и усатого сеньора.

Ируд сунул под пресс первый штуцер и первую резиновую кишку в чешуйчатой оплетке, а в рот комок «теста» — не вулканизированного каучука. Нажал педаль. Кривошип лязгнул, стальные челюсти формователя сжались. Смена началась.

Если бы не «тесто», куда тайком добавлялись различные присадки, от сахара и до кокаина, поговаривают, мучки из синих бобов, вытерпеть однообразный процесс не было бы никаких сил. Впрочем, бременем монотонного труда во всем цехе тяготился, похоже, один Джоу. Он проклинал родителей, умерших столь не вовремя, проклинал родственников, сдавших его на верфи, а пуще прочего — себя. Чистюлю, так и не сумевшего за двадцать лет приспособиться к простому, дьявол его забери, человеческому труду. Остальные же, как и положено заводным куклам, меняли внутри головы диск с дырочками да шпенечками, закручивали пружину — и спокойно выполняли программу. А может быть, в целях экономии даже пружину не использовали. Подключались к тому же ремню, что и станки.

— Снова спустил?

Голос мастера прозвучал внезапно. Задумавшийся Джоу вздрогнул от неожиданности.

— Чего?

— Пресс, говорю, снова у тебя брызнул. — Мастер озабоченно покачал головой. — Не следишь ты за техникой, Ируд. А вычтут за поломку, наплачешься. Да ведь ладно, если только вычтут, а то ведь и с фабрики попереть могут. Шутка ли, пресс!

— Слушай, Ковач, — огрызнулся Джоу, — что у тебя за гнусная привычка под руку каркать? Славянская, что ли? Ты бы вместо того, чтоб меня от дела отвлекать, лучше ремонтника взгрел. Этот ублюдок вчера ничего не починил. Поэтому и брызжет.

— Во-первых, я не какой-то там славянин, а мадьяр, — завелся Ковач. Вопрос собственного происхождения волновал его до чрезвычайности. — Сколько раз повторять? А во-вторых, не тебе меня учить тому, что лучше. Умник тоже… Думаешь, если у чистых родился, в школе задницу отращивал, если господин Бифер к тебе благоволит…

— Понесло по волнам падаль, — фыркнул Джоу и засвистел, подзывая мальчишку с порожней тележкой. Ящик для готовой продукции был уже полон. — Ни черта такого я не думаю, Ковач. Просто соображаю, что сказать господину Биферу, если пресс на самом деле крякнет. Что ты равнодушно отнесся к моему сообщению о безответственности ремонтника? Или — что отнесся со всем вниманием, если не сказать душевно? А, Ковач?