Ольга Кузнецова - Медленный солнечный ветер Страница 45

Немного раздосадованная бесполезностью своей находки, Димитрия поместила книжицу внутрь папки и обхватила себя руками, чтобы согреться. Идти ей было некуда — единственные временные обитатели города готовы были съесть ее с потрохами, а Дарко пропал неизвестно куда.

Ей было нечего терять. Димитрия некоторое время смотрела вглубь лестницы, ведущей в метрополитен, а затем встала и стала спускаться вниз по ступеням. Глаза девушки загорелись каким-то почти маниакальным желанием оказаться там, в пустоте, в кромешной тьме, где не было ни единой живой души. По крайней мере, это было единственное место, где Димитрия могла быть по-настоящему в безопасности.

Шаги Димитрии глухим эхом отдавались от стен, несколько раз девушка наступала на крысиные черепа, и те в ответ жалобно хрустели. Держась правой рукой за стену, Димитрия пыталась разглядеть хоть что-нибудь в темноте, но ее зрение было не таким, как у большинства беженцев, так что, держа глаза и открытыми, и закрытыми, Димитрия наблюдала одну и ту же картину.

Где-то вдалеке капала просочившаяся под землю от долгих дождей вода, и этот звук изрядно действовал на нервы. Димитрия свернула за угол — туда, где, по ее предположению, прежде располагались пропускные аппараты и билетные кассы. Стало окончательно темно, и девушка испуганно обернулась. Ей показалось, будто она видела в темноте короткий проблеск.

Но это были всего лишь капризы ее взволнованного воображения. Подумать только, еще два дня назад Димитрия сидела в своей квартире на Дражской улице и ни о чем не подозревала! Ни о том, что ей предстояло навсегда покинуть родной дом, ни о том, что придется умирать на незнакомой земле.

Ей было девять, и они с отцом читали книги в беседке перед домом. Тогда Димитрия впервые заявила, что, когда вырастет, станет путешественницей.

— Ну, у путешественников не такая сладкая жизнь, как ты думаешь, — смеялся отец, отрываясь от книги и поглядывая на дочь из-под очков с прямоугольными стеклами. Выглядел он в них очень забавно.

— Ты просто ничего не понимаешь! — с энтузиазмом возразила Димка и мечтательно закатила к небу глаза. — Звездолеты и далекие планеты! Внеземной разум! Живая вода! Вечная жизнь! — Девочка перевела дыхание, а отец терпеливо ждал, что же еще выкинет его дочь. — На земле не останется людей, представляешь! И я буду одна бороздить вселенную на своем космическом корабле… И в честь меня обязательно назовут какую-нибудь планету.

— Так на земле же никого не останется? — удивился отец. — Кто же назовет в честь тебя планету?

— Мой муж-инопланетянин. — Димка говорила абсолютно серьезно, не замечая улыбки отца. — А то на земле ни одного нормального не сыщешь, — фыркнула она с таким видом, будто действительно знала, о чем говорит.

Отец добродушно засмеялся, а Димка только недовольно зыркнула в его сторону.

С тех пор прошло почти десять лет, и, конечно же, Димитрия изменилась. Теперь она что угодно бы отдала, лишь бы вернуть свою семью и мир на круги своя. На душе скребли кошки: Димитрии почему-то казалось, что это она одна была виновата во всем случившемся. Теперь она уже не считала свои детские фантазии чем-то забавным — наоборот, через призму ушедших лет она глядела на них с нескрываемым отвращением, как на дитя-уродца, родившегося у какой-нибудь беженки.

Забывшись воспоминаниями, Димитрия продолжала идти вперед и вперед. Ей было все равно, куда идти. По характерному стуку плитки под ногами она поняла, что вышла на платформу.

А затем в один момент ее ослепил свет фонаря, и кто-то схватил ее за плечо. Крепко стиснув зубы, чтобы не закричать, Димитрия кинулась в невидимого противника. Ей удалось повалить его на платформу, скорее, за счет того, что этот "некто" не ожидал ее нападения.

Но преимущество девушки было недолгим. С глухим рычанием противник перевернул ее и теперь оказался сверху, крепко сжав оба запястья, чтобы Димитрия не имела возможности вырваться.

— Успокойся. — Из темноты раздался знакомый голос. — Успокойся, это я.

Глава десятая

На мгновение Димитрия даже забыла, как дышать. Некоторое время она смотрела в пустоту, не веря собственному счастью. Вот уж никогда она не могла подумать, что будет так рада этому человеку.

Тиски, сжимающие ее запястья, ослабли, и Дарко слез с Димитрии, помогая ей подняться на ноги. Меньше всего он ожидал, что она кинется обнимать его.

Димитрия бы заплакала, если бы у нее еще остались слезы, но она могла только тихонько всхлипывать и сжимать шею солдата своими тоненькими ручками. Девушка не видела в этом ничего постыдного — она просто поддалась необъяснимому желанию, жгущему ее душу изнутри, обнять этого человека, прикоснуться к его коже, убедиться, что он настоящий.

Поначалу Дарко даже растерялся, но затем, не зная, куда деть свои руки, положил их девушке на талию. Кажется, она не слишком возражала.

— Колючий, — сиплым шепотом произнесла Димитрия. — Сколько дней ты уже не брился?

— Тут темно, Димитрия, — возразил Дарко.

— А я тебя чувствую. — Ее щека прикоснулась к его.

Помимо воли Дарко начал вспоминать о прикосновениях Эвы — они как будто оживали, переносились из его памяти в реальность. Но единственная девушка, с которой его столкнула судьба после вторжения, любила вовсе не его, а то, что он мог ей дать. Только с его помощью она могла выжить в мире, который так отличался от того, который она знала.

И все же в этих объятьях было что-то такое, что принадлежало только им двоим — и никому больше. Интимность прикосновений создавала хрупкую магию, которую можно было разрушить одним только словом.

Димитрия не спрашивала его, где он был, почему его так долго не было, а Дарко, в свою очередь, по тому, как отчаянно девушка за него ухватилась, мог только догадываться, через что ей пришлось пройти без него. У каждого из них была своя история, которую они хотели друг другу рассказать.

Только сейчас Димитрия поняла, что вспышка света ей вовсе не показалась, — это и в самом деле был Дарко. И здесь, под землей, в кромешной тьме, она ощущала себя по-настоящему цельной, точно к ней вернулось то, что когда-то вырвали из ее груди. Душу, сердце.

Единственный карманный фонарь Дарко разбился при драке и теперь валялся где-то в темноте, уже ни на что ни годный. Но этим двоим не нужен был свет, чтобы ощущать присутствие друг друга.