Сергей Калашников - Четвертая дочь императора Страница 46

Конный вагончик прикатил их в уездный центр через полтора часа. На вокзале группу встречал нотариус, а рядом слонялись несколько флотских нижних чинов в незастегнутых кителях. Кортиков при них нет, значит вроде как не на службе. Хотя их вообще надевают только в город, чисто для форсу. А что за поясами или в подмышечных кобурах? По дороге от перрона до невзрачной двери банковской конторы встречались городовые. Да так часто, что казалось, будто представителей других профессий в городке просто не живет. Процедура возврата остатка кредита прошла гладко, все необходимые документы были оформлены под бдительным оком нотариуса. Потом мужики засобирались домой, а Гошку пригласили в управу.

В кабинете было людно. На карте уезда, занимавшей всю стену, делались пометки, сверялись и дополнялись списки. Вся канцелярская братия выбралась из своих комнат и разместилась за столом для совещаний, и еще несколько конторок явно недавно внесли. Гул тихих разговоров прерывается иногда чуть более громкими сообщениями для всех.

— Из порта Крякина доставлена портовая касса, и со всех судов, что сейчас там стоят. Лавочники тоже сложились. Реестр расписок прилагается. С этой суммой мы покрываем выплаты второй недели для Прайцевского, Любимовского и Пальцевского околотков. Еще на два уезда не хватает.

— Лавсановая фабрика прислала мало. Они зарплату выдали, и теперь просят людей вернуть деньги. Надо подождать пару дней.

— Госбанк принял рубли из представительства Акционерных Ссудных Касс Кари Мэ. Несут уже. Но это только на пять хозяйств хватит.

— Ага, сообразили пустить деньги по кругу. — Подумал Гошка. Так ведь вообще можно было бы проблему решить, если бы не нарастание. Как ни крути, деньги надо собирать стремительно. При здешней лошадино-корабельной почте, скорость связи просто смешная. Из столицы, конечно, помогут, но время тикает, и ждать некогда. Так ведь и не ждут. Изо всех кубышек тянут.

А до него никому нет дела. Зачем звали? Ага, вот девушка к нему пробирается. Как она похожа на Ри! И на Саиду, и на Виолу.

— Прапорщик Гущина. Безопасность.

— Фамилия нередкая, у Саиды такая же. — Рассудил Гошка. — А может сестры. — Сам же ответил в тон. — Командор Куксин. Флот. — Уточнять, что он в отпуске не стал. Не к месту как-то.

Вышли в приемную. Через нее снуют все время, но гвалта нет. Диван, кресла. Впрочем, на диване спит фельдъегерь. Но если негромко, можно поговорить.

— Спасибо, командор, что засекли диверсию. Если бы началось по плану Ссудных Касс, не знаю, что бы мы делали. Но и сейчас несладко. Средств не хватает и те, что изыскиваются, уходят врагу. Ума не приложу, что предпринять. Даже если мы закольцуем наличные через наш Госбанк, просто вырастет сумма государственного долга империи перед Джаппой. Сохраняя крестьянство, мы обогащаем своего будущего противника.

— Я бы кофе выпил, и перекусил. Составите компанию?

— Да как сейчас можно кофе пить? Когда такие дела творятся!

— Неторопливо. Набираясь сил и собираясь с мыслями. — Гошка мило улыбнулся.

Оно и верно. На солнышке в укрытом от ветра месте подавали нормальный кофе и сэндвичи, приготовленные с любовью и знанием размеров человеческого рта. Вывихивать челюсть, чтобы натянуть себя на эти сооружения из булки, ветчины и тонко напластанных соленых огурчиков, не требовалось. Спутница ела не менее вдохновенно.

— От нервов, наверное, — подумал Гошка. И продолжил вслух, — как позволит к себе обращаться прапорщик безопасности?

— Дуня. Евдокией, если недоволен.

— Как же можно быть недовольным, поглощая деликатесы и вдыхая аромат божественного напитка, нежась в лучах весеннего солнца в обществе очаровательной юной спутницы. — Строя эту стандартную, навязшую в зубах тираду ловеласа, он собирал мысли в кучку. — Сослуживцы зовут меня Куксой, а те, кто полагает интересным общение со мной и во внеслужебной обстановке — Игорем.

Дальше он продолжал в том же духе про изгиб бровей и взмах ресниц, про нежные ушки и румяные щечки, разрез глаз и совершенство носа. Дуня хмурилась и улыбалась, вскидывала на него взгляд или опускала очи, вроде — смущалась. Наконец, когда речь пошла о лебединой шее и гибком стане, расфыркалась от сдерживаемого смеха.

— Игорь, кончай. Подкат безупречен, но так долго тебе подыгрывать я просто не готова. — Смеялись оба. — И ты вообще-то поосторожней. Я еще не замужем. В поиске так сказать. Ведь сердце девичье так ранимо!

Похихикали, и легче стало. Умница эта Дуняша. Кстати, как-то не встречалось ему тут дур. Не может быть, чтобы совсем не водились! Или высшая сила его оберегает, или с тех пор, как лишился своей мужской силы, смотрит на них иным взглядом? Как на равных, что ли? Нет, скорее даже с завистью. Они то на дистанции, с которой он сошел.

— А скажи мне Дуняша, каким образом, физически, оформляется государственный долг, который ты поминала?

— Документами. Наш Госбанк, приняв наличные от Ссудных Касс, выдает расписки на каждое поступление.

— Они ведь где-то хранятся. И могут, например, сгореть. Тогда что станет с деньгами?

— В нашем Госбанке хранятся копии этих документов.

— Так ведь они могут и не найтись. — Закончил Гошка свою мысль.

Дуня сразу сделалась серьезной.

— Это низко. Воровство никогда не доводило до добра. — В голосе девушки слышна неприкрытая неприязнь.

— В сказках. — Продолжает Гошка начатую фразу. А мы живем в мире, где нет волшебников, зато есть враги, уже начавшие войну. Сегодня мы….

— Захлопнись. — Поморщилась Дуня. — Знаю я, но ты разрушил свой светлый образ. Я, дура, почти влюбилась, а ты оказался не поэтом, а обычным рыцарем.

— На Земле рыцарям приписывают благородство. — Удивляется Гошка.

— Во благе родились, и ради его сохранения, своего блага, готовы применить силу, как только в этом возникнет необходимость. — Дуня уже слегка закипает. — Ты хоть понимаешь природу понятия об офицерской чести, культивируемого в вооруженных силах всех стран?

— Не-а. — Гошке интересно, чего еще наговорит ему эта внезапно взбесившаяся, только что бывшая кроткой, милая девушка. Он даже невольно скопировал манеру Го, подзудить собеседника ехидным неприятием.

— Офицера не призывают, он служит по своей воле. И поступая в вооруженные силы, он клянется, что убьет, ограбит или изнасилует, если ему прикажут. Бесчестней доли выбрать невозможно. А потом приходится это слоновое дерьмо прикрывать чудовищной ложью, которую повторяют до тех пор, пока сами в нее не поверят. Анестезия такая душевная. Про нас с тобою сказанное верно.

Ладно, забудь этот разговор. — Дуняша отдала официантке деньги и отрицательно покрутила головой на движение Гошкиной руки к карману. — Прощаемся. Забудь. Твой вариант лучше моего.