Антон Первушин - Пираты Тагоры Страница 46

– Ты думаешь сам.

– А Земс-Лье – ло-ту?

– Нет.

– Дум-ать сам?

– Да.

– Почь-ему тохда мы?

– Здесь нет ло-ту. Только вы и земляне.

Ментоскоп стал передавать новую картинку. Птицелов увидел высоченные металлические арки, над ними – окрашенное равномерной бирюзой небо, в котором висели три молочно-белых серповидных пятна. Под арками же зеленела трава – почти такая, как и в Мире. Ветерок качал ветви невысоких кустарников, среди их листвы темнели спелые ягоды. Коричневая трехпалая рука раздвинула ветви и сорвала ягоду, потом, очевидно, забросила ее в рот того, чьи воспоминания транслировал на экраны ментоскоп. Воспоминания мокрицы? Вряд ли. Как и в случае с массаракш-кораблем, глаза наблюдателя располагались весьма высоко, по меньшей мере – на уровне человеческих глаз.

– Воокс, вы видите? – выдохнул профессор Поррумоварруи.

Биолог уткнулся носом в монитор.

На экранах появилась группа существ. Они шли друг за другом, срывая и поедая по дороге ягоды. Они напоминали людей. Двуногие, двурукие, ходят прямо. Голова маленькая, лысая, похожа на сжатый кулак. Грудная клетка чрезмерно развита, зато живот впалый, дистрофичный. Кожа красновато-коричневая. Одежды они не носили, но определить их пол на глаз было затруднительно.

Они прошли, толкаясь и гадя себе под ноги. Выпали из поля зрения. За ними следом шел их сородич. Шагал он уверенно, спина его была пряма, а не ссутулена, как у остальных. Над правым плечом торчала рукоять меча, закрепленного на спине, над левым – длиннющие сегментные усы мокрицы.

– Раса насекомых-паразитов и безмозглых тулов… – Профессор Поррумоварруи покачал головой. – Ази Шаал про таких ничего не писал.

Все это плохо укладывалось в голове. Страшным и отвратительным кажется мир, если он – вывернут наизнанку. И населяют его такие же страшные и отвратительные существа. Похитители людей и Темные Лесорубы. Похожие на жителей Мира, но бездушные и коварные грязевики. Теперь еще эти – мокрицы с манией величия и их ходячие мускулы – «лоту», которые ходят стадом, если они не под жуком-повелителем.

– Есть одно добавить, – проговорил Озул Душту, опуская взор с потолка на людей, собравшихся за спинами ментоскопистов. – Одно из вас был с Множеством. – И уголки губ добровольца приподнялись: то ли в усмешке, то ли в гримасе боли.

– Что оно лопочет? – поспешно спросил Фешт, отворачиваясь от мониторов, на которых все еще оставалась тагорянская пастораль: малахитовая трава, серое железо и мирно пасущиеся двуногие.

Поррумоварруи перевел. И только потом понял, что сказал. Заозирался, глядя поверх очков, запыхтел.

«Приехали!» – успел подумать Птицелов, прежде чем на него уставился Фешт. И глаза у Фешта были – точно дула танковых орудий. Круглые, беспросветные, крупнокалиберные.

– То-то мне все время кажется, что у нас тут воняет крысой! – заявил он, щерясь.

Птицелов пожал плечами. Младший ротмистр ведь не указал на него пальцем. И мокрица не указала тем, что у нее было вместо пальцев. Вот только Фешт сомнений не испытывал. Но Фешт, он и за Голубой Змеей – Фешт. И действие происходит не в «Массаракше-2», где он господин и император, а в старом добром Отделе «М».

– Скажи, сынок, это правда? – спросил бесцветным голосом Поррумоварруи, и Птицелов подумал, что день завершается на редкость неудачно.

Лаборанты отступили от Птицелова, точно от больного чумой. Он оказался в центре пустого круга.

– Скажи, ваше высочество, а оно все еще в тебе? – Фешт склонил голову вбок, подергал ноздрями.

Очень похоже вели себя дэки в кризис-зоне, и у Птицелова промелькнула дикая мысль, что, может, это Фешта имела в виду проклятая мокрица? Но нет – лишь он один из тех, кто находится здесь и сейчас, бывал в контролируемом иномирянами районе. Ему и отвечать.

– Давно нет, – ответил Птицелов. – Оно было на мне очень недолго. – Он огляделся и уточнил: – Всего минуту.

– А потом? – полюбопытствовал Фешт.

– А потом его убили ваши «аспиды», господин Фешт. Разрубили мокрицу пополам. Она не успела меня поработить.

– Ты должен был доложить мне, сынок… – сокрушенно проговорил Поррумоварруи.

– Как звали «аспидов», Птицелов? – напирал Фешт.

– Роод и Хаан.

– Но они ведь погибли, так? – Фешт прищурился. – Они пошли за тобой в кризис-зону, но не вернулись, правильно?

– Правильно.

– У меня больше нет вопросов, – Фешт повернулся к Поррумоварруи. – Это дело в компетенции моего ведомства. Я собираюсь забрать Ваггу Хаззалгского, которого мы все называем Птицеловом, в свою штаб-квартиру и допросить.

– И не мечтайте, – пробурчал профессор, он поглядел Птицелову в глаза и повторил еще раз: – Ты должен был мне сказать…

Фешт выдернул из портсигара цигарку, закурил.

– Профессор, я вынужден напомнить вам, что…

– Заткнитесь, Фешт. Начальник сектора «Оперативного реагирования» Птицелов отправится сейчас же в карантин. И будет находиться там под стражей. Да, не сомневайтесь. Я побеседую с ним сам, обойдемся без методов старой охранки Неизвестных Отцов.

– Своих людей не выдаете, да, профессор? – оскалился Фешт.

– Птицелов – наш человек, – парировал Поррумоварруи.

Появились охранники, которые в обычных обстоятельствах вытягивались перед Птицеловом по струнке. Теперь они явились, чтобы препроводить его в бокс изолятора. Птицелов мысленно поблагодарил шефа Отдела «М», ведь все могло бы закончиться гораздо хуже.

– Птицелов! – бросил Фешт ему в спину. – Помнишь, я говорил тебе, что твоя семья ждет тебя на профсоюзной даче? Я тебе сказал не всю правду!

– Я знаю, – ответил Птицелов. – Я всегда знаю, когда мне врут или же говорят полуправду. А вот вы об этом забыли.

Глава пятнадцатая

«Понять – значит упростить».

Этот афоризм Эспаде запомнился еще в Школе, на уроке классической литературы. Принадлежал он писателю Дмитрию Строгову, творческий расцвет которого пришелся на первую половину XXI века. Примечательно, что Строгав писал не столько о своем времени, которое было интересно само по себе, сколько о предшествующей эпохе – героическом завоевании Солнечной системы, о ядерных ракетах и фотонных планетолетах, о первых попытках проникнуть в межзвездное пространство, но прежде всего о людях, которые пренебрегали комфортом, жертвовали здоровьем и жизнью во имя высокого пути. Строговым двигало желание ретроспективно прочувствовать этот внутренний порыв, мощное душевное движение навстречу звездам. Но и он же устами одного из своих персонажей, марсианского Следопыта Феликса Рыбкина, признает горькую истину: «Понять – значит упростить». Что это был за эпизод?.. Да, развалины древнего чужого поселения под ржавым небом, историческое открытие, спор Следопытов и впервые произнесенное – «Странники».