Лента Ососкова - История первая: Письмо Великого Князя Страница 46

— Жа-алко, — огорчённо протянула Расточка и пояснила: — Я хотела с вами гулять побольше — так тепло ведь будет…

— Нагуляемся ещё, — вступил в разговор Каша, видя, что Спец не торопится отвечать. Тут, прерывая неуютную заминку, прозвенел звонок, и холл быстро наполнился школьниками, часть из которых устремилась к трём друзьям.

— Надо было сваливать раньше, — резюмировал Каша, пока Раста в сотый раз отвечала, что рука почти не болит, домой она пойдёт, а Каша со Спецом — с нею, а Виктор Львович отпустил. Вопросы задавали в различных вариациях и комбинациях, но суть была на редкость скучно-одинакова.

— За чем же дело стало? Свалили сейчас, — сделал встречное предложение Спец, оживая обратно. Вернулся из своих мыслей в грешный мир и попытался здесь задержаться, ухватившись за разговор.

Но когда они вышли из школы, до дома Расты им показалось идти так неимоверно долго и скучно, что девочка сама первая предложила:

— А пойдёмте к прудам!

Оба друга, убедившись, что с Расточкой почти всё в порядке, охотно поддержали идею и немедленно свернули в извилистый и грязный по весне гаражный лабиринт, чтобы срезать дорогу. До прудов шли молча, изредка обмениваясь двумя-тремя короткими фразами ни о чём, но на месте, когда они стояли на берегу заросшего по отмели камышом и рогозом водоёма и подставляли лица ветру, их словно прорвало. Говорили обо всём сразу: о школе и о прогнозе погоды, о проходящих людях, о братьях Расточки, о планах на лето. Ветер принёс редкий в городе, почти не ощутимый запах свободы. Свобода переполняла всех троих и проливалась через край — на проходящих мимо людей, на сухой камыш, в котором шелестел ветер, на идущую крупной рябью воду… Это было само существо беспечной троицы друзей — свобода. Пусть не навсегда, пусть всего на пару минут — потом они вернутся в обычную жизнь, но всё же, всё же…

Тройка пёстро одетых беспечно смеющихся ребят привлекала свою долю внимания. Рослый Каша с буйной гривой до плеч. Раста, чьи расточки сверкали в тёмных прядях вплетёнными в них бусинками. Спец, которого она толкала в бок здоровой рукой, — невысокий, лохматый, в яркой рубашке и тёртых широких джинсах, которые с него не сваливались только чудом и благодаря широкому ремню.

Откуда-то, словно из-под земли, появилась ярко накрашенная женщина с микрофоном наперевес и глазами, словно сквозь прицел: стрельк-стрельк по сторонам. Нацелилась и торопливо, прямо по траве, зашагала к ребятам, вколачивая острые каблучки своих «шпилек» в землю. За женщиной тащился унылый детина с огромной камерой на одном плече и сумкой на другом, с покорностью идущего в поводу большого усталого мерина.

Раста скосила глаза на Спеца: тот отвернулся от приближающейся женщины, стараясь справиться с застывшим на лице угрюмым, незнакомым Расточке выражением. Девочка пихнула здоровой рукой друга в бок, и тот кисло улыбнулся в ответ, но пояснять ничего не стал.

— Добрый день, в эфире по-прежнему наша дневная программа «Эхо мнений», — подскочив к ребятам, затараторила заученный текст женщина, сверкая улыбкой в камеру унылого детины. У того вид был такой, будто он уже третий день без отдыха таскает камеру, сумку и микрофоны по парку, не имея возможности даже сесть на лавочку, перекусить сосиской в тесте или хотя бы минералки хлебнуть. Но он не возмущался, смиренно подпирая штатив камеры.

— Сейчас мы спросим у этих приятных молодых людей, прежде всего, кто они такие, нужно же представиться! — продолжила тарахтеть женщина, загораживая собой микрофон от ветра. Мужчине с камерой пришлось передвинуться, чтобы снова уместить в кадре все лица.

— Кто вы такие, ребята? — женщина сунула микрофон под нос Расте. Та слегка растерялась, но быстро взяла себя в руки, весело подмигнув прямо в камеру:

— А мы, господа хорошие, хиппи! — она встряхнула волосами, откидывая пряди от лица.

— А разве хиппи не… хм, исчезли? — сделала удивлённое лицо женщина, старательно занимая центральную позицию в кадре. Оператор, здраво рассудив, что зрители видят это лицо каждый день и хотят чего-то новенького, осторожно и незаметно перевёл камеру так, чтобы крупным планом была Раста.

— Ничего мы не вымерли! — весело возразил Каша, заглядывая в камеру. Он тоже обладал колоритной и яркой внешностью, поэтому оператор не возражал, хотя Расточка ему нравилась больше.

— Мы как грибы: олдовые, старые, то есть, хиппи исчезли, а мы заново выросли! — пояснила Раста, счастливо улыбаясь. «Если ты горишь, хочется, чтобы остальные зажглись от тебя», — вот и ей хотелось, чтобы ей улыбнулись в ответ.

— Тогда, дорогие хиппи, расскажите для наших зрителей, — стараясь вновь завладеть вниманием аудитории, заговорила корреспондентка, — в чём ваше счастье?

— Наше счастье? — Раста переглянулась с друзьями, подставила лицо и ветру и честно ответила, жмурясь от удовольствия: — Наше счастье — наша свобода! А наша свобода — в нас самих!

— Свобода? — озадачилась корреспондентка. Ей хотелось чего-нибудь поконкретнее или, ещё лучше, поскандальнее. Особенно от хиппи — под этим словом, правда, обычно объединяли любых «неформалов», а не только юных и ещё только разбирающихся в собственном движении «детей цветов». Но она мужественно принялась развивать тему: — То есть, хиппи по-прежнему выступают за мир без границ и законов?

— Мы не выступаем. Мы живём, — поправил Каша неожиданно серьёзно, вздохнул и объяснил, со своим непередаваемым пафосом в глазах: — Свобода — это… когда ветер подхватывает тебя и кружит, как сорванный с ветки лист. Когда природа вокруг тебя не тяготится присутствием человека, а человек не заставляет её приносить ему выгоду! Свобода — это когда ты счастлив просто оттого, что ты и твои друзья есть на земле, оттого, что ты можешь сделать мир вокруг чуточку прекраснее…

Каша не стремился к патетике. Он просто так говорил — и так верил. На самом деле. «На полном серьёзе». Если Спец просто любил говорить «по-книжному», вполне осознанно, то Каша — он так просто жил.

Вокруг друзей плескался ветер, который принёс им запах свободы. Счастье, обычное счастье четырнадцатилетних подростков, отражалось в пруду, в небе, в проходящих мимо или останавливающихся из любопытства людях, в усталом операторе с камерой. Раста, Каша, даже Спец улыбались, смеялись, что-то поясняли, с упоением вдыхая щекочущий где-то под сердцем запах свободы.

Когда корреспондентка унеслась дальше разыскивать «эхо мнений разных людей» о том, в чём же счастье, на ходу воюя с поставившем ультиматум «Или сейчас заворачиваем перекусить, или я ничего не снимаю» оператором, Раста звонко рассмеялась, схватила Спеца за руку и закружилась с ним, второй рукой подхватив под локоть Кашу.