Ганс Доминик - Лучи смерти Страница 46

На седьмой день после катастрофы заключенные решились действовать. Медленно выпустили они сжатый воздух из горы. Эрик Трувор стоял у клапана, глядя на указатель давления. В нижнем коридоре, наблюдая за водой, стоял Сильвестр с микрофоном у рта, готовый поднять тревогу, если лед не выдержит, гора опустится, хлынет вода.

Воздух вырвался с легким свистом. Стрелка манометра медленно опустилась, только на несколько делений превышая нулевое положение. Эрик Трувор прислонился к ледяной стене и прижал ухо к ее поверхности, чтобы как можно скорее услышать всякий треск льда.

Все было по-прежнему спокойно. Слышен был только постепенно ослабевающий свист вырывающегося воздуха. Стрелка остановилась на нуле. Давление выравнялось. Гора стояла без поддержки сжатого воздуха.

Маленький лучеиспускатель прорыл новый выход. Теперь важнее всего было привести в порядок антенны, восстановить связь с внешним миром. Антенна на склоне горы осталась в целости, только связь с аппаратами порвалась при катастрофе. Для ее восстановления понадобилось десять минут. Как только оказался на месте последний винт, ожили аппараты, пребывавшие эти дни в состоянии мертвенного покоя. Застучали рычаги, завертелись колеса, и покрытые телеграфными значками бумажные полосы выбегали из-под колес, принося известия из Америки, Европы, Индии и Австралии.

Война разразилась. Английский и американский воздушный военный флот встретились в разных местах земного шара, английский боевой флот покинул свою гавань, чтобы напасть на восточный берег Америки. Американский флот вышел ему на встречу. Через сутки должна была разразиться грандиозная битва среди Атлантического океана.

Вопрос, который так часто в эти дни невольного покоя задавал себе Эрик Трувор, был решен, решен именно так, как он опасался в бессонные ночи.

Он чувствовал, что его идеалы рушатся. Люди ничего не делают ради идеала. Тот, кто обладает властью, пользуется ею без оглядки. Его предупреждения не нашли отклика. Они будут повиноваться ему только в том случае, если он подкрепит свои приказы огнем и мечем.

Решительный час настал. Если он хотел выполнить намерение, в котором видел свое призвание, он должен был теперь выступить. Необходимость этого стала ему ясна.

Он не мог больше вытерпеть в ледяных пещерах. Он выскочил на свободу, побежал по снегу и ледяным глыбам, пламеневшим в лучах заходящего солнца. Потом остановился. Он боялся решения и ответственности.

За ледяным выступом ветер намел кучу свежевыпавшего снега. Он опустился в нее, чувствуя, что белые хлопья приникают к нему, словно лебяжий пух. Его охватила слабость, глубокий страх. Потом он успокоился.

Что если он останется здесь лежать, уснет теперь? Добровольная смерть избавит его от ответственности… Сколько времени понадобится, чтобы арктический мороз усыпил его вечным сном?.. Как хорошо должно быть уснуть, перейти в мир забытья и вечного покоя!..

Но вдруг одним прыжком вскочил он на ноги.

Спасаться от судьбы? Трусливо уйти из жизни? Нет, никогда!!

Его лицо выражало железную волю.

Спокойно и твердо направился он к горе, и прошел по коридорам в комнату, где стояли большие аппараты. Красный солнечный свет, проникая через зеленоватые ледяные стены, наполнял помещение волшебным светом. Полная тишина, господствовавшая в этом царстве вечных льдов, прерывалась только тихим тиканьем радио.

Сильвестр сидел в легком кресле перед одним из аппаратов. Он неподвижно держал в руке бумажную полосу, словно не был в силах оторваться от какого-то сообщения.

Эрик Трувор бросил взгляд на то место телеграммы, которое Сильвестр держал в руках. Аппарат, между тем, неутомимо работал дальше; целые метры бумаги спиралями лежали на коленях Сильвестра.

Эрик Трувор прочел: «Яна — Сильвестру. Я спрятана в Англии, в Мейтланд Кастль, у друзей».

Короткая телеграмма повторялась трижды.

Эрик Трувор наклонился к сидящему и положил ему руку на плечо.

— Радуйся, Сильвестр! Твое горе миновало. Теперь ты знаешь, что Яна в надежном месте.

Под давлением руки Эрика Трувора тело Сильвестра съежилось еще больше. Оно наклонилось вперед и упало бы на пол, если бы сильные руки Эрика Трувора не подхватили бы его. При этом Эрик почувствовал, что жизнь покинула тело его друга, что бледность лица вызвана не только неверными отблесками ледяных стен.

Организм Сильвестра Бурсфельда не перенес смены радости и горя, душевных потрясений и тяжелой работы. Паралич сердца прервал его молодую жизнь в тот миг, когда он получил телеграмму Яны.

Эрик Трувор держал в руках уже похолодевшие пальцы друга. Атма вошел в комнату, приблизился к Сильвестру и мягким движением закрыл ему глаза.

Эрик Трувор смотрел на бледное лицо мертвеца. Потом он повернулся к большому лучеиспускателю. Рычаги тихонько тикали, выбрасывая на бумагу все новые и новые сведения с театра военных действий. Тяжелыми шагами подошел Эрик Трувор к мощному аппарату. Он произнес лишь одно слово.

Это был боевой клич.

Доктор Роквелль, лейб-медик президента-диктатора и дежурный адъютант Гаррис, понизив голос, беседовали в прихожей.

— Пока президент не требует моих советов, я не смею навязывать их ему.

— Так дальше не может продолжаться, господин доктор! Такой жизни, в конце концов не выдержит ни один человек. Уже двенадцать дней, со времени объявления войны, президент не раздевался, почти не выходил из своего рабочего кабинета…

— Я признаю, что такой образ жизни утомителен, особенно когда человеку перевалило за пятьдесят. Но с другой стороны подумайте об исключительности положения. Решается судьба Штатов и… диктатора. В конце концов нет ничего удивительного, если он все свои силы отдает войне.

— Силы! Силы! Господин доктор! Откуда может взяться сила, если он почти ничего не ест? Чашка чая, несколько сандвичей, вот и все за сутки. И при этом — отсутствие сна. Вот уже двенадцать дней я не видел президента спящим; мои товарищи по дежурству тоже.

— Несмотря на это, он все-таки спал. По четверть часа, урывками, когда никого не было в комнате. Ни один человек не выдержит двенадцать дней без сна, могу вас уверить в этом, как врач. При полном отсутствии сна уже на третий день становятся заметны угрожающие симптомы.

— Они налицо, доктор. Поэтому я прошу вас пойти к президенту. Он изменился. Его взгляд, прежде такой холодный и спокойный, теперь стал блуждающим и лихорадочным.

— Мы узнаем лихорадку по температуре пациента. Будьте уверены, что президент прекрасно спал в своем кресле эти двенадцать дней. Природа требует своего, особенно когда дело касается сна. Медицина знает примеры, что всадники, в состоянии переутомления спали сидя верхом, не подозревая об этом, и — что еще важнее — не падая.