Айзек Азимов - Новые Миры Айзека Азимова. Том 6 Страница 47

Глава 16

На исследования ушло много времени, но Эндрю это не волновало. Ему ни к чему была спешка с завершением работ. Он хотел все хорошенько проработать, прежде чем запускать в дело. Была и еще одна причина помедлить с окончанием изысканий, Эндрю решил не подвергать свое андроидное тело новым переделкам, пока был жив Пол Чарни.

Пол в открытую не стал критиковать занятия Эндрю, разве что заметил, что новая окислительная камера, изобретенная Эндрю, может оказаться не такой эффективной, как атомные батарейки, которые снабжали энергией тело Эндрю в настоящее время. Но Эндрю понял, что сама идея тревожит Пола. Она была для него слишком дерзкой, слишком странной, слишком прогрессивной. Даже Пол готов был принять прогресс в конструировании роботов лишь до известного предела. Даже Пол!

Хотя тут, подумал Эндрю, отчасти виновата старость. Смелые новые идеи становятся для вас слишком смелыми, как бы восприимчивы вы ни были в юные годы к любым динамичным переменам. В старости все новое представляется вам тревожным и угрожающим. Вы чувствуете, как мир мчится мимо вас в безумной гонке, вам хочется замедлить ее бег, хочется, чтобы стремительный прогресс замедлился.

В этом ли одном дело? — думал Эндрю. Становятся ли люди с возрастом более консервативными?

Кажется, так оно и есть. Маленькой Мисс не нравилось, что он надел одежду. Джорджу казалась странной его работа над книгой. Теперь вот Пол… Пол…

Оглядываясь назад, Эндрю вспомнил, как удивлен, даже шокирован был Пол, услышав впервые в кабинете Смайт — Робертсона о том, что Эндрю хочет, чтобы его переместили в андроидное тело. Правда, Пол быстро справился с собой и яростно и блестяще выступил в пользу осуществления этой затеи. Что, впрочем, не значило, что он полностью одобряет ее.

Они разрешали мне делать то, что я считал необходимым, даже в тех случаях, когда сами не были согласны с этим. Они удовлетворяли мои желания, потому что любили меня.

Да, любили. Меня, робота.

На какое-то время Эндрю погрузился в размышления об этом, и теплая волна благодарности захлестнула его. Но его немного беспокоило сознание того, что Чарни поддерживал его не по собственным убеждениям, а просто потому, что они всем сердцем, без всяких сомнений доверяли ему и разрешали идти избранным им самим путем, независимо от того, считали они это правильным или нет.

Так именно Пол добился для него права на приобретение андроидного тела. Но тут и был тот предел, через который Пол не мог переступить, не мог принять дальнейшего пути Эндрю наверх. Его следующий шаг — метаболический конвертер — был для Пола неприемлем.

Ну что ж. Пол проживет недолго. Эндрю подождет.

И он дождался; весть о кончине Пола пришла не так быстро, как предполагал сам Пол. Однако это случилось довольно скоро. Эндрю пригласили на похороны — публичную церемонию, знаменующую собой конец жизни человека; но никого знакомого среди присутствовавших Эндрю не заметил, он чувствовал неловкость, свою неуместность, хотя все были очень вежливы с ним. Эта молодые незнакомцы: друзья Пола, его сотрудники, дальние родственники из семьи Чарни — представлялись Эндрю не более чем тенями, и он стоял среди них, отягощенный двойной болью — потерей доброго своего друга Пола и сознанием того, что оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с семьей, которой он был обязан своим местом в жизни.

По сути дела, не осталось ни одного человека в мире, с которым бы его связывали теплые чувства. И Эндрю понял теперь, что характер его привязанности к Мартинам и Чарни весьма отличался от чего-либо, присущего роботам, что его преданность им — не просто скрупулезное выполнение Первого и Второго Законов, что это нечто такое, что вполне можно назвать любовью. Его любовью к ним. В свои ранние годы Эндрю никогда не допустил бы подобных мыслей, даже про себя, но теперь он стал другим.

Со времени смерти Пола Чарни эти мысли неотвратимо вели Эндрю к размышлениям об общей концепции семейных уз — о любви родителей к детям, детей к родителям — и в результате о непрекращающейся смене поколений. Если ты человек, думал Эндрю, то ты одновременно часть большой цепи, которая проходит через безбрежные временные просторы и связывает тебя со всеми, кто был до тебя, и с теми, кто придет за тобой. И понятно, что отдельные, индивидуальные звенья цепи могут исчезнуть, — а по сути, должны исчезнуть, — но сама цепь без конца обновляется и не умирает. Умирают люди, исчезают целые семьи, но человеческая раса, вид, продолжается в веках, в миллионах и миллиардах лет, связанная наследованием крови тех, кто был раньше.

Эндрю трудно было понять это чувство принадлежности, чувство родственной связи с бесчисленными предками. У него не было предков, не будет и потомства. Он был уникальный… индивидуум, нечто, возникшее в определенный момент времени вне всякой связи с предшественниками.

Эндрю заметил, что его интересует вопрос, что для него самого значило бы иметь родителей, но единственно, что он смог вообразить, — это туманное видение группы роботов, которые собирают его тело из разрозненных частей на фабрике. А еще — что бы это значило иметь собственного ребенка? Но самое большее, что он мог себе представить, — это стол или шкаф, сделанные его собственными руками.

Но у людей родители не имели ничего общего с группой роботов-сборщиков, а дети совсем не походили на столы или шкафы. Он заблуждался.

Это было тайной для него. И останется тайной навсегда. Он не человек, и откуда же ему знать, что такое семейные связи?

Потом Эндрю подумал о Маленькой Мисс, о Джордже, Поле, и даже о вспыльчивом старом Сэре, и о том, что они значили для него. И понял, что и он — одно из звеньев семейной цепи, в конце-то концов, хотя у него и не было родителей и никогда не будет детей. Мартины взяли его к себе и сделали его членом семьи. Он действительно был Мартином. Да, Мартином-приемышем, но мог ли он надеяться на что-либо лучшее? А сколько людей было вокруг, которые не испытали счастья принадлежать к такой любящей семье! Так что, если хорошенько подумать, ему здорово повезло. Оставаясь всего лишь роботом, он узнал прочность и непрерывность семейной жизни, он испытал ее тепло, он испытал любовь.

Но теперь все, кого он любил, ушли. И в этом были сразу и горестное чувство, и чувство освобождения. Для него цепь распалась, и никакими силами ее не восстановить. Но теперь, по крайней мере, он мог делать все, что пожелает, не страшась огорчить близких ему людей. Со смертью правнука Сэра Эндрю почувствовал себя вправе продолжить осуществление своего плана по дальнейшему совершенствованию своего андроидного тела. Отчасти это было утешением в его печали.