Александр Шуваев - Книга Предтеч Страница 47

-Сгинь! Пропади!! Чего тебе здесь надо?!! А-а-а-а...

С этим криком он резко крутанул головой, и вдруг изо всех сил сжал в кулак руку, как бы со стороны услыхал жалобное свое скуление, и проснулся все так же, как и был, - на диване, с накинутым одеялом. В комнате никого не было, кошмар оказался скверным сумеречным сном на тяжелую голову. Не-ет, хватит! Решение его твердо, но уморить себя страхом собственного производства, при всей этой оригинальности идеи, было бы все-таки слишком... Кстати, - оно и пора уже. Переживаний... Никаких не осталось, так что - вперед... Он поднялся и, ссутулившись, двинулся к столу. Давно немытые, жирные волосы его были, за укоренившимся полным пренебрежением к себе, запущенностью, были всклокочены. Под голубой майкой с лямочками на безвольно ссутуленной костлявой спине выпирали лопатки, линялые "тянучки" пузырились на коленях. Глянув на это зрелище и припомнив вычитанное где-то замечание об "омегах" в звериных стаях и о том, что у этих "омег" отличается тусклостью и свалянностью, он еще раз укрепился в своей решимости. Пора было отдать последний долг и, наконец, покончить со всем этим. Он множество раз со сладостью представлял себе, как это произойдет, и всегда что-то, - только не пресловутая любовь к жизни, - останавливало его на самом краю. А продумано у него все давно, в деталях, так что будет вполне надежно, и никто не сможет помешать ему. Смерть его спроектирована так же, как профессионал-конструктор проектирует машину, впрочем за то время, которое он вынашивал свой проект, можно стать профессионалом... Достав из ящика стола чистую тетрадочку в клетку, он косо, жирно, крупно начертал на ее обложке угловатыми, будто из железных прутьев сваренными буквами: "ВАМ"- и раскрыл тетрадь:

"Шестнадцать лет - это только кажется, что мало. Мне - так вполне хватило, чтобы ясно осознать свою полную никчемность, обреченность и полное отсутствие перспектив в этой жизни, причем ни в какую другую я тоже совершенно не верю. Человеку, даже для того, чтобы просто жить, совершенно необходимы только воздух, хлеб с водой и перспектива, потому что без одежды кое-кто и кое-где обходятся совершенно спокойно. Но без перечисленного жить нельзя совершенно, что ни вынь. За хлеб и за воздух спасибо, а вот за все остальное я вас поблагодарить не могу. Судя по тому, каким я у вас получился, вы никогда друг друга особенно не любили, а то, что вы друг терпеть не можете сейчас, видно и так, без всякой оптики. Мне попросту непонятно, зачем вы, серые, злые, некрасивые, тупые люди вообще поженились? Ведь не могли же, в самом деле, не понимать, что обрекаете себя на совершенно беспросветную, скучную муку до конца жизни? Ладно, это ваше дело, и не сказать, чтобы мне было вас сколько-нибудь жалко, но то, что вы родили меня, - это уже гадство. Вы не имели никакого права производить на свет свое подобие и непосредственное продолжение, да еще с дефектом. Потому что тонкая шкура, которая так сильно отличает меня от вас, - страшный порок для нашей жизни. Вы оба просто обожаете скандалы, любая ссора вам просто в кайф, ругань - вместо развлечения, а меня, - вроде бы плоть от плоти вашей поганой, - истошный крик, выкаченные глаза и оскаленные, слюнявые пасти с самого раннего детства повергают в панический ужас. Подобному вам тупому, некрасивому и не слишком здоровому человеку и без того-то незачем жить, а уж если он еще и тонкокож, то жить ему еще и нестерпимо. Я вовсе не ценю свою жизнь, и у вас еще будет случай убедиться в этом самым наглядным образом. Несколько больше я при этом странным образом боюсь смерти, но и не настолько, чтобы это помешало мне, в конце концов, закончить всю эту тягомотину. Так почему же, ответьте мне, - а я совсем замучил себя этим вопросом, - я так дико, до готовности на любые унижения, до вполне реальной возможности уписаться, боюсь драк, грубых угроз с выкатыванием глаз и сжиманием кулаков, учителей, милиционеров, хулиганов, продавцов и вообще любых конфликтов? С чего мне, казалось бы, бояться драк? Ну, в крайнем случае, убьют (да и не убьют сроду, даже не покалечат сильно), чего же мне бояться, если я не дорожу жизнью? Ведь в любом же случае лучше, чем самому, хоть разок дать в морду кому-нибудь из моих мерзавцев-сверстников, этой удачной породе, получившейся от скрещивания хорька с павианом, - так нет же! Помимо слабого, холодного человека, не любящего жизнь, во мне живет еще и заяц, вопреки всем резонам очень-очень боящийся хорьков, и он-то как раз и решает, как себя вести моей неочевидной внешней оболочке. Мне не стоит надеяться, что когда-нибудь, хотя бы в отдаленном будущем я смогу хоть что-нибудь для себя добыть, потому что ВСЕ РАВНО ОТНИМУТ, если это будет что-нибудь мало-мальски стоящее. Таким образом, я обречен при любом раскладе, и слава богу (или нет?), что овец у нас все-таки не едят в прямом смысле этого слова: во всяком случае, - если они скромно соглашаются быть овцами и не оспаривают неотъемлемого права продавцов, учителей, хулиганов и прочьего Начальства при необходимости их кушать. В наши укромные времена такой вот правильной овце великодушно разрешают быть лет до шестидесяти регулярно стриженной, а потом просуществовать еще лет десять, потому что на мясо она уже не годится. Но быть от рождения типичной овцой и понимать это, - слишком для человека и тем более слишком для любого живого существа не столь мерзкого, как человек. Если жизнь создана для тех, кто с наслаждением притесняет, бьет и мучает, для наглецов и агрессоров, то жизнь таких, как я, нужна только им, но уж никак не мне. И как только моя порода не вымерла в соответствии с Дарвином? Так что естественный отбор нуждается в помощи, потому что я не хочу быть харчем для любого желающего, и если я понял это, то, значит, прожил достаточно. Судя по тому, что я редко ошибаюсь в людях, и почти никогда - в оценке ситуаций, соображение у меня, во всяком случае, не ниже среднего, и это, понятное дело, не радует, поскольку для подобных мне умишко только дополнительный источник горя. Работы серьезной от себя мне ожидать не приходится, потому что я заранее жду поражения, а, дождавшись, сразу же затоскую и лягу куда-нибудь на диванчик. Девочки... О, это особая статья! Поскольку они относятся к той же самой породе, ожидать от них можно только того же самого. Даже хуже, потому что они изощреннее, потому что лучше умеют находить слабые места. Настолько изощреннее, что подходить даже и не стоит. Я смотрю на них только издали, не скрою, что они как-то волнуют меня, но при этом я настолько вижу их пустые, злые, вздорные, тщеславные их и беспощадные души, что не могу даже сказать с уверенностью, что хочу какую-нибудь из них или ВООБЩЕ какую-то - для тела. Мерзость полового созревания, эта дополнительная несвобода, этот очередной произвол со стороны нашей скотской природы, не миновала и меня, всей выгоды от этого - только сальные волосы с перхотью да нечистая кожа. А ночью снятся известного сорта сны, но и в них у меня как-то не клеится, сказывается, наверное, та же зажатость наяву, и оттого на мою долю остается одна только ручная работа с неизбежностью во время и диким омерзением к себе после. А ведь и это вовсе не обязательно. Я же знаю, что кое-кто относится к таким вещам совершенно спокойно, как к необходимости есть или ходить в туалет. Более того, этим чуть ли не хвастаются, хотя, разумеется, в тысячу раз больше врут про лихое обращение с "бабами". За свою жизнь я узнал достаточно, чтобы не питать в отношении нее иллюзий, значит жизнь у меня уже достаточно долгая, и живу я плохо, в тоске, страхе, скуке и заботах, которые кому-нибудь другому показались бы совершенно непонятными, а меня не отпускают ни днем, ни ночью. И я твердо уверен, что дальше - лучше не будет, а будет только хуже. И этот отечественный, наследственный, в природу въевшийся страх в чем-нибудь ошибиться, оплошать или просто попасть под раздачу... У людей вообще есть особое свойство, роднящее их только с крысами: я имею ввиду свойство убивать слабого без прямого насилия, одной только "раздачей". Я недопустимо затянул эту писанину, а главное в ней то, что я не только не хочу, но и не буду жить, это точно. С тем, что от меня останется, можете поступать, как хотите: хороните, сжигайте, или на помойку выкидывайте, - мне все равно. Знаю, - вы поплачете, понедоумеваете, как же так, но во всем этом не будет любви, а будет только привычка к привычке, тупая обида и стремление соблюсти приличия, созданные такими же, как мы, ублюдками..."