Антон Карташев - Вселенские Соборы Страница 47

Настойчивость Дорофея и Санктиссима пробила наконец глухую стену. Запад как бы проснулся и согласился откликнуться на стоны Востока. B том же году Дорофей и Санктиссим вернулись из Рима с посланием, адресованным Василию и его новоникейской партии. Римское письмо называет «новоникейцев» «возлюбленными братьями» и выражает готовность вступать в общение с теми, «кто будет с ними мыслить согласно во всем». Таким образом наконец выбор сделан. Письмо ссылается на открывшие Риму глаза беседы Дорофея.

Василий не ждал такого радостного результата. Он уже терял веру в свой план поднятия господствующего православного знамени на Востоке. Василий с радостью известил единоверных антиохийцев с Мелетием во главе. Почувствовал, что пора теперь им, признанным самим Римом омиусианам, не страшиться засилья официальных омиев. Давление двора отпало. С 377 г. Валент вовлекся в войну с готами, где вскоре и сложил свою голову.

Стало необходимым и для ясности примирения с Римом, и для своего собственного православного самоутверждения произвести своего рода чистку, отмежеваться наконец от всех решительно отклонившихся от православной линии, еще вчера иных друзей, как Аполлинарий Лаодикийский и - увы! - Евстафий Севастийский. Но, конечно, неизбежно было при этом и мужественное великодушие самого Рима. Ведь для Рима как бы монополистом православия на Востоке оставался только маленький Павлин. Вот теперь Василий, постановив отлучение от церкви на Востоке Аполлинария и Евстафия, просит и Запад с его стороны не осуждать, a только признать оконченными претензии Павлина на монополию своего толкования православия на греческом Востоке. Запад должен был понять в конкретности дела Востока и увидеть, как Василий ради церковной истины осуждает своих личных друзей. Пусть и Запад пожертвует своим Павлином.

Личность интересная для изучения типа восточного благочестия и богословствования. Указ Св. Синода 80-х гг., воспрещавший писать диссертации еретиках, привел к тому, что мы до сих пор в нашей науке не имеем исследования об Евстафии. Малоазийский уроженец из района Малой Армении, Евстафий обладал способностями глубоко и ярко переживать религиозные принципы, не отступая перед односторонними крайностями. Еще в молодости, учась в Александрии, он временно увлекся даже арианством. Вернувшись домой, он сразу проявил порыв к крайним формам аскетизма, упрекая церковь в грехе омирщения и проповедуя всеобщую обязательность аскетического отрыва от мира. Даже отец Евстафия - епископ - формально осудил сына за такую крайнюю аскетическую проповедь. Но она породила и какие-то раскольнические движения, потому что местный собор, Неокесарийский (ок. 314-325 гг.), осудил лжеучение Евстафия. Поместный собор в Ганграх (ок. 340 г.) специально собирался против смуты, внесенной в церковь неправославным аскетизмом Евстафия. Соборы причисляли Евстафия к еретикам-энкратитам и свидетельствовали, что эти сектанты отрицали брак, но впадали в блуд; собирали отдельные, кроме церковных, собрания; женщины y них стриглись и ходили в мужских одеждах; рабы уходили от господ; не вкушали мяса и постились в воскресенье; порывали общение с людьми женатыми; проповедовали обязанность богатых раздавать целиком свое богатство. Вероятно, Евстафий лишь в какой-то мере принял осуждение Гангрского собора, потому что позднее собор Антиохийский осудил его как клятвопреступника. Но строгость нравов самого Евстафия и выравнивание его характера и интеллекта параллельно с возрастом все-таки дали удивительный результат: в 365 г. Евстафий был избран епископом своей родной Севастии.

B свое время Василий и Григорий, вернувшиеся из Афин, увлеклись дома опытом монашеского жития именно под воздействием Евстафия. Отсюда y Василия родилась долголетняя дружба с Евстафием. B пустыньке на реке Ирисе Василия и Григория посещал Евстафий как наставник аскезы, Признавая богословский вес своих молодых друзей, будущих Великих Каппадокийцев Василия и Григория, он вместе с ними влился в течение правых омиусиан под лидерством Василия Анкирского. За это был гоним диктаторами-омиями и даже объявлялся ими лишенным сана. народ не пустил омийного претендента на его место и отстоял Евстафия. Это убедительное свидетельство того уважения, которое вызывала вся фигура Евстафия. Однако, пока омии были в силе пред государственной властью, и Евстафий оказался среди большой толпы епископов, сосланных Валентом, в Дарданию, около Мраморного моря.

Здесь Евстафия сбила с пути среда епископов-пневматомахов. Когда омиусиане с Мелетием во главе приняли постановление Афанасиева Александрийского собора 362 г. o божестве Духа Святого, Евстафий остался на нерешительной позиции; не утверждал, что Дух - «творение», но и не говорил, что Бог. Здесь он как бы сходился с временным дипломатическим воздержанием самого Василия. Но это нерешительное настроение в ссылке перешло в открытую пневматомахию. Евстафий вернулся в Севастию, уже разойдясь в этом вопросе с окружающими епископами Понта и с Василием. 372 г. Василий ездил в Севастию и переубеждал друга, и ему казалось, будто переубедил. Но сосед Евстафия епископ Никопольский Феодот, сознательный «новоникеец», особенно был требователен к Евстафию и косо смотрел на дружественное посредничество Василия. Поэтому Василий согласился с Феодотом на отчетливой формуле, которую должен был подписать Евстафий. Но Евстафий на свидание не явился и решил первый порвать с Василием, чем и написал Василию специальное письмо. Письмо искусственно придирчивое ради оправдания разрыва. Евстафий припоминает письмо самого Василия к Аполлинарию. Но ведь это было 20 лет назад. Оба корреспондента были еще тогда мирянами. Савеллианство и «аполлинарианство» самого Аполлинария в ту пору еще не сформировались. И все-таки письмо это производит впечатление искажений и вставок. Co своей стороны, Евстафий распространял свой памфлет, обвиняя Василия в интригах. Василий, принужденный к полемике, тоже написал открытое письмо, припоминая, как Евстафий сам в свое время писал Арию и был учителем Аэтия. Ариане (омии) воспользовались этой распрей и собирали соборы своих епископов для обвинений православных. Под покровительством властей эти ариане (омии) ухитрились привезти насильственно Григория Нисского на какое-то разбирательство. Но Григорий дерзнул вырваться из-под контроля конвоя в пути, сбежал и скрылся.

Евстафий в этой борьбе с православными фактически должен был опираться на господствующих омиев. Православный епископат отошел от Евстафия, и он почувствовал себя одиноким. Его новые друзья пневматомахи, прозванные «македонианами», собрали в Кизике в 376 г. свой соборик. Евстафий поехал туда и впутался в скверную историю. Собор признал Святого Духа творением, a омоусиос отверг и предпочел омиусиос. Евстафий подписался. У Евстафия было в прошлом в момент его поездки на Запад признание его папой Ливерием. Пришла пора долготерпеливому Василию похерить дружбу с ненормальным Евстафием и просить Рим подвергнуть его церковному осуждению. Сам Василий почувствовал свой долг покончить наконец со сравнительно долго тянувшимся компромиссом в исповедании учения божестве Духа Святого. Мелетий и Феодот Никопольский, очевидно, требовали решительного осуждения Евстафия. Об Аполлинарии вопрос был совершенно ясен по тому шуму, который поднялся около этого имени. Как известно, принося этих бывших своих друзей в жертву на Востоке, Василий требовал y Запада смирения и устранения из Антиохии Павлина. Формальные вины Павлина сводились: а) к неканоничности самого поставления Павлина, в) к солидарности eгo c Маркеллом и с) к принятию им в общение маркеллиан. Для этого дела в Риме был собран даже собор (ок. 378 г.). Явился на собор из Александрии Петр Александрийский, брат покойного Афанасия, недружественный с антиохийцами. Он имел нетактичность тут называть и Евсевия Самосатского, и Мелетия Антиохийского «арианами». Это было продолжением строгости суждений покойного Афанасия, но без ума последнего. Дорофей за эту слепоту Александрии очень резко возражал Петру. Петр письменно жаловался на это Василию. И Василий должен был писать Петру извинения за резкости Дорофея. честь Евсевия Самосатского и Мелетия Антиохийского Василий горячо защищал.