Игорь Росоховатский - Понять другого (сборник) Страница 47

9

«Снова она играет против меня краплеными картами. Пора бы уже привыкнуть, ан нет — обидно. В таких случаях легковерно говорят: «душа растревожена». Я же скажу: состояние напряженности. Возбужденные участки мозга гонят сигналы по нервам, меняют режим работы поджелудочной железы, спазмируют желудок, вызывают обильное кислотовыделение. И вот уже начинаются слабые раздражающие боли, они охватывают все большие участки — и психика угнетена. Прямая связь замыкается обратной в кольцо — и я начинаю блуждать в лабиринте химер. Кажется, что выхода отсюда вообще нет.

О, мне знакомо это состояние. Пусть они называют его как угодно — я знаю истинное название.

Итак, еще один удар лбом о гранитную стену. Госпожа природа не склонна уступать. Все, что вырывают у нее, — вырывают силой. Но хватит ли сил у меня? Я ведь не принадлежу к баловням судьбы. Это им достаточно шевельнуть пальцем — блага сыплются на них, как из рога изобилия. Были, были на свете и Гераклы, и Антеи, им дарованы были сила и прочие таланты, а приключения и неприятности они искали и находили сами. Мне же нечего ждать каких-либо подарков. На мою долю выпадали только труд и упорство, упорство и труд. Маховики моего воображения раскручиваются медленно, со скрипом и скрежетом, мне невыносимо тяжко заглядывать в будущее, приходится каждый ход вперед рассчитывать. А ведь необходимо довести до конца деяние и попытаться учесть ошибки, чтобы они не превращались в роковые последствия.

Ну кто мог подумать, что личность неразрывно связана с малейшими, казалось бы, несущественными отклонениями генной структуры, выразившимися в крохотных аномалиях нервов и мышц? Проклятая избыточная сложность, где малейшая поправка у истоков непредсказуемо усиливается на дублирующих линиях прямой связи, на всяких «запасных путях», и уже совсем искажается на связи обратной. Да, многим известно, что один камень в горах способен вызвать обвал. Но кто возьмется предсказать все его ближние и отдаленные последствия на перевале и в долине, в селениях и в судьбах отдельных людей? А в организме все еще сложнее. «Непредсказуемость» — начертано на печати, скрывающей его тайны.

И все же я не отступлю. Госпожа, я опять иду на вас! Сколько бы вы ни швыряли меня лицом в грязь, я подымусь и брошусь вперед, пока вы не уничтожите меня. Да, я не принадлежу к баловням, к Гераклам и Антеям, — я обычный человек, среднестатистическая единица, но я узнал цену вашим дарам, служащим только вашим интересам. Ибо они — яблоки раздора. Разделяй и властвуй — это ваш принцип. Я понял, как и зачем получаются баловни — так называемые таланты и гении.

Я принесу людям наивысший дар, какой только возможен в этом мире — Дар Справедливости. Мне не нужны ни почести, ни богатство, ни слава — эти побрякушки я оставлю вашим баловням. Но если люди пойдут за мной, чтобы раз и навсегда восстановить Справедливость, я поведу их, ибо знаю путь…»

10

— Здравствуйте, Таня.

— О, профессор! Спасибо, что не забыли меня.

— Между прочим, у меня есть имя и отчество.

— Да, да, Иван Степанович, извините. Как хорошо, что вы пришли.

— Врач обязан не забывать пациентов. Как себя чувствуете?

— Отлично. Благодаря вам я могу двигаться, как все.

— Не стоит благодарности. Вы хорошо сказали — «как все». Быть как все — должно стать неотъемлемым правом каждого. Ради этого стоит потрудиться. Не так ли?

— Так, Иван Степанович, остается только преклоняться перед вашей скромностью.

— Оставим комплименты. Правая нога болит?

— Чуть-чуть…

— В последние дни боль усиливалась?

— Пожалуй, но совсем ненадолго. Зато потом почти совсем переставала болеть.

— …И как бы немела?

— Но не так, как раньше…

— Давайте проверим. Здесь болит?

— Нет.

— А здесь?

— Немного.

— А так?

— О-о, не надо!

— Лежите спокойно. Включаю аппарат…

— Профессор, простите, Иван Степанович, вы знаете, что случилось с моим братом?

— Знаю, Таня. Не говорю ничего в утешение. Если брат решил после этого оставить цирк — это его воля…

— Меня вызывали к следователю.

— Вот как, даже следствие ведется…

— Он спрашивал о вас.

— Ну, если уж ведется расследование, то интересуются всеми родственниками и знакомыми, и даже знакомыми знакомых. Такова их задача.

— Но он спрашивал о вас не просто как о знакомом…

— А для вас, Таня, я просто знакомый?

— Что вы, Иван Степанович, вы для меня ближе, чем родной человек, вы — спаситель. Если бы не вы… Если бы вы только могли знать, как я благодарна вам.

— Спасибо, Таня, и вы для меня стали не просто пациенткой, а близким человеком. Мы должны серьезно поговорить о многом…

— Да, да, но не сейчас.

— Понимаю, Таня.

— А вы не забудьте о следователе, Иван Степанович. Очень он интересовался вашим аппаратом. Мне показалось… Мне показалось, будто он считает, что ваше обследование могло повредить Виктору…

— Глупости.

— Я сказала следователю то же самое. Но он остался при своем мнении. Упорно расспрашивал о вас. Я уверена, что он будет вас разыскивать.

— Да я сам явлюсь к нему.

— Правильно! А то думает невесть что.

— Лежите спокойно, Таня.

— Извините, Иван Степанович, вы полностью уверены, что обследование ничем не повредило Вите? У вас нет и капли сомнения?

Он пожал плечами, недоуменно посмотрел на нее; его глаза были пусты, как окна в доме, предназначенном на снос и покинутым жильцами.

11

«…Что случилось с моими глазами? Краски то расплываются и блекнут, то слепят яркостью. Я не улавливаю оттенков и, когда смешиваю краски, получается вовсе не задуманный цвет, а какая-то мешанина. Врач-окулист не нашел никаких отклонений, сказал, что зрение в норме. И это называется норма? Да, я вижу дом и дерево напротив моего окна, кисть на столе. Но дом — это просто дом, торжество кубической пустоты, дерево — просто дерево: клен, в точности похожий на своих братьев и сестер. Он почти не имеет собственных отличий, индивидуальности. А ведь раньше тот же клен в зависимости от освещения становился подобен то грозовому облаку, то паруснику с салатово-серебристыми парусами, из-за грозди парусов выглядывало чье-то остроносое длиннобородое лицо. Ствол дерева и ветки имели тоже множество индивидуальных различий — и я мог рассматривать их, изучать, сравнивать, узнавать, воссоздавать на полотне.

А теперь за что ни возьмусь — ничего не выходит: в лучшем случае предметы предстают на полотне будто сфотографированные, — просто предметы, безликие объекты.