Юрий Брайдер - Хозяева Острога Страница 48

— Я его в общем-то мало знаю, — замялся Чвирь, но, заметив угрожающее движение Дряка (на самом деле тот просто почесаться собирался), заторопился: — Из Свечей он. Это точно. Я его и прежде несколько раз встречал.

Здесь в беседу, которую никак нельзя было назвать дружеской, вступил Темняк.

— Его, случайно, не Свистом звали? — поинтересовался он.

— Нет.

— А как?

— Из памяти выскочило… — Чвирь осторожно потрогал свою челюсть. — Редкое такое имя… Тыр, кажется. Да-да, Тыр!

— Знавал я одного Тыра Свечу, — задумчиво произнес Темняк. — Но тот на Бойле погиб. Прямо у меня на глазах.

— Что ты говоришь! — огорчился Чвирь. — Но этот живой был. Даже очень.

— Здесь у него шрама не было? — Темняк чиркнул себя рукой по горлу.

— Не заметил.

— А что ты потом делал? После пожара?

— Не могу вспомнить. Он меня уже спрашивал, — Чвирь опасливо покосился на Дряка. — Запил я после этого. Сильно запил. Дней на десять.

— И Тыра Свечу больше не встречал?

— Не довелось.

— Понятно, — Темняк потер переносицу, что иногда случалось с ним в минуты сомнений. — Другие грехи за тобой водятся?

— Никаких! — Почуяв возможные перемены в своей судьбе, Чвирь готов был на колени пасть. — Попрошайничал, объедки подбирал, за самую грязную работу брался. Этим и жил.

— Что-то я не пойму, о каких объедках идет речь? — Темняк обернулся к Дряку. — Ведь “хозяйской жвачки” хватает повсюду.

— Кто же позволит чужаку без спроса кормиться на его улице, — похоже, что вопрос Темняка немало позабавил Дряка.

— Вот, вот, — невесело вздохнул Темняк. — Я ещё раз убеждаюсь, что причиной голода является не скудность, а бессердечие.

— Пусть он не прибедняется! — Дряк из-за спины погрозил Чвирю кулаком. — Много за ним грешков водится. И наводчиком у Воров состоял, и сам поворовывал.

— Так это когда было! — воскликнул Чвирь. — Теперь здоровье не позволяет.

— Иди лечись. Отпускаем тебя… — Темняк наконец-то вынес свой приговор. — Лохша Жрачку знаешь?

— Кто же Лохша не знает!

— Скажешь, чтобы раз в день подкармливал тебя. За мой счёт.

— Вот это удружил! Век не забуду! А знакомых Киселей у тебя нет?

— Есть. Но они не про твою честь. Иди гуляй, пока мы не передумали.

Когда Чвирь, счастливый не столько фактом своего освобождения, сколько возможностью впредь обжираться на дармовщину, поспешно скрылся, Темняк спросил у Дряка:

— Что ты можешь сказать по поводу этого Тыра Свечи?

— Сейчас в Остроге проживает три человека с таким именем. Один едва только научился ходить. У другого нет руки по самое плечо. Третий слишком дряхл.

— Ты всех их видел сам?

— Да.

— Значит, надо искать четвертого Тыра.

— Где, на том свете?

— Везде, где будет нужно. Но искать — это не значит бегать высунув язык по всему Острогу. Просто держи нужного тебе человека на заметке. А он сам где-нибудь объявится. Обязательно объявится.

Темняк всегда вставал рано (некоторые даже полагали, что он вообще никогда не спит), но на сей раз Бадюг разбудил его, что называется, ни свет ни заря.

Хотя после страданий, пережитых на Бойле, и близкого знакомства с Годзей Бадюг уже ничего не боялся и ничему не удивлялся, сейчас он выглядел как человек, чудом спасшийся из адской печи.

— Там, — только и смог выговорить он, но в этом коротеньком словце было столько чувства, что Темняк выскочил на улицу едва ли в чём мать родила (хотя парочку любимых спиралей прихватить не забыл).

По пути Бадюг сумел овладеть собой и кое-как изложил суть происшествия.

Утром он, как всегда, вывел Годзю на прогулку, естественно, совмешённую с кормежкой. Столь ранний час, с одной стороны, позволял чересчур мнительному ящеру обделывать свои делишки безо всяких помех, а с другой стороны, не вводил острожан в грех злопыхательства.

Годзя по своему обыкновению действовал, как бульдозер — выворачивал на поверхность огромный пласт мусора, а потом выбирал из него всё, что считал удобоваримым (в этом смысле его возможности были почти безграничны). Если бы в мусоре случайно оказался мертвец, то Годзя, наверное, без зазрения совести слопал и его.

Короче говоря, никаких особых проблем этим утром не ожидалось, и Бадюг погрузился в раздумья, одолевавшие его всё последнее время (высшие взлеты человеческой мысли порождает отнюдь не труд, а избыток досуга). Каково же было изумление нашего доморощенного философа, когда Годзя вдруг выказал явные признаки испуга, то есть стал багровым, словно пламя дрянной свечи.

Так напугать зверя могло лишь нечто из ряда вон выходящее, но Бадюг, родившийся и выросший в Остроге, никаких сюрпризов от мусора не ожидал. Он попытался успокоить Годзю — тщетно. Попробовал увести его прочь — это тоже не удалось.

Зверь между тем сменил багровую окраску на крапчатую, что было верным признаком предынфарктного состояния. Надо было срочно спасать питомца, за которого Бадюг отвечал перед Темняком головой.

Но для того чтобы устранить последствия, сначала следовало отыскать причины. Этим Бадюг и занялся со свойственной ему методичностью. Каково же было удивление почтенного Верёвки, ныне собиравшегося переметнуться в Сторожа, когда в мусоре, даже не сегодняшнем, а вчерашнем или позавчерашнем, он обнаружил…

Возможность угадать, кого именно он там обнаружил, Бадюг великодушно предоставил Темняку.

— Клопа величиной с человека? — первым делом предположил тот.

— Ничего подобного.

— Другого ящера?

— Ни в коем разе.

— Смотрителя? — В такую возможность Темняк, конечно же, не верил, но ничего более страшного представить себе сейчас не мог.

— Бери выше.

Выше Смотрителя были только Хозяева, и Темняк недоверчиво вымолвил:

— Неужели…

— Точно! — не дал ему закончить Бадюг. — Хозяин! Он самый. Даже и не сомневайся.

— Посылай за Дряком и Млехом, — немедленно распорядился Темняк. — Пусть выставят оцепление. Из нор никого не выпускать. Да растряси ты немножко свое сало! Одна нога здесь, другая там.

Годзя выглядел так, словно собирался добровольно залезть на столь нелюбимую им стену. Волны сизого, малинового и ядовито-желтого цвета пробегали по его шкуре. В глазах застыла почти осознанная боль.

— И кто же тебя, бедняжку, так напугал, — Темняк почесал зверю бочок. — Ну успокойся, успокойся… Он, наверное, не живой.

Поскольку Годзя был хоть и донельзя испуган, но цел и невредим, да и Бадюг нисколечко не пострадал, Темняк приблизился к куче вывороченного мусора без особой опаски. Всё же, если оттолкнуться от частностей, это была его территория, а в своём курятнике любой петух герой.