Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара Страница 48

Сначала они еще пытались кричать, перебивали, выкрикивали оскорбления и угрозы, но я говорил - и они понемногу утихали. Они уже слушали.

Я сам не знал, что умею так говорить. Не ради спасения жизни и спасения дела - нет, что-то вдруг перевернулось в душе, и я неожиданно ощутил себя квайрцем. Сыном этой земли. Братом этих людей. Я любил свою землю и ненавидел Кеват, и я говорил им об этом: о том, как гнусен Кеват со своим рабством, и как ужасно было бы, если б он нас одолел и сделал рабами, нас, гордых и смелых свободных людей. Я гордился ими, и говорил им о том, как я ими горжусь: ведь у каждого дома семьи, и каждому так тяжело достается кусок хлеба; нас считают быдлом, рабочим скотом, но люди именно мы, мы думаем не о себе и даже не о своих близких, нет, мы рискуем всем, что есть у нас дорогого, ради счастья других, тех, что сами не смеют или не могут постоять за себя. Неужели мы, гордые свободные люди, согласились бы стать рабами Кевата? Нет! У нас многое неладно в стране, но это наши дела, и только нам их решать...

И когда у них заблестели глаза и распрямились плечи, я уже попросту объяснил, почему нам пришлось уступить свою победу Калату.

- Мы бы не удержали страну - она о нас ничего не знает. Даже город бы мы не смогли удержать. Сколько нас? Несколько сотен. Это не сила! Ведь между нами и Квайром глухая стена обряда. Видите же: достаточно было нелепых слухов, чтобы люди предместий от нас отшатнулись. А уж тогда, после бунта...

- Неладное говоришь! - заметил Салар с угрозой.

- А разве это неправда, наставник? Пока я с вами не встретился, я о вас ничего не знал. А я ведь не на печи лежал, а с разведкой работал, обо всем прочем не Огил мне - а я ему говорил. Кто нам поверит, кто за нами пойдет, если никто о нас правды не знает? Только сплетни да страшные слухи!

- А тебе, видать, наш закон не по нраву? - спросил наставник сурово. Странно, но в лице его не было злости. Только досада, что ненужным своим появлением и дурацкими своими речами я порчу серьезное дело. Мне даже жаль его стало, настолько он глух и слеп: он не слыхал моих слов, не спускал их в себя, он только искал зацепку - что-нибудь, что позволит прикончить меня и приняться за Асага.

- Мне другое не по нраву, наставник! Братья, да что это у нас делается? Беда пришла, завтра нас, может, уже всех прикончат, а вы тут чем заняты? Меня судите? А что я за птица такая, чтобы самое спешное время на меня тратить? Ну, было время, чем-то я мог навредить... так ведь теперь уже ничего не могу - сам между петлей и плахой гуляю. А может, это не во мне дело, братья? Может, это Старшие не в ладу?

- Ты б потише, Тилар, - урезонил Сибл. - Совет-то Совет, а на Старших лучше хвост не поднимай!

- А если Совет, так я спросить могу. Брат Асаг!

- Да, - сказал он. Он давно уже не понимал ничего, глядел на меня сурово, и знакомые грозные складки скомкали его лоб.

- Зачем вы на меня время тратите, когда беда у ворот?

- Спроси у людей, Тилар. Я тебя не звал, и судить тебя мне не за что.

- Наставник Салар!

- Коль посылает на нас господь испытание, чисты мы должны быть перед ликом его. Да не оскорбит худая трава взор господень, когда воззрит он на чистый сад, что взрастил в душах наших.

- А время ли полоть траву, когда кругом огонь? Неужели ты не видишь, что скоро будет вырублен твой сад? Неужели хочешь расточить то, что дедами посеяно, а отцами взлелеяно?

- Ты, пришлый! - глухо прогудел Тнаг, я совсем о нем позабыл, а зря: он глядел с такой откровенной злобой, что мне стало смешно. - Тебе об этом судить... чужак! Как смеешь...

- Смею! - дерзко ответил я. - Совет у нас! А если не смею, пусть братья скажут. Ну?

- Говори! - крикнули сзади сразу несколько голосов. Свершилось! Я переломил их вражду.

- Так ответь, наставник! Совету ответь.

- Не тебе с меня спрашивать. А прочим скажу: все в руке господней.

- Брат Зелор!

Он поднял на меня свои удивительные глаза; ни дружелюбия не было в них, ни вражды - просто спокойный интерес.

- Ты все видишь и все знаешь, так скажи: сколько нам осталось жизни?

- Недель пять, может шесть, - ответил он безмятежно, и короткий, тревожный шум оборвался испуганной тишиной. Кажется, только сейчас до многих дошло, как плохо дело, и это у Салара серьезный прокол.

- Что нам делать, брат Зелор?

- Не знаю, - сказал он спокойно. - Я - только глаза и уши Братства. Спроси у головы.

- Брат Асаг?

- Драться, - ответил он. Он уже все понял.

- Брат Сибл?

Усмехнулся и ответил присловьем:

- Господь поможет, если сможет, а ты смоги - да себе помоги.

- Богохульствуешь, Сибл! - грозно сказал Салар.

- Неужто? А я-то думал: сколь о хлебе ни молись, а пока не заработал - в брюхе пусто.

- Хитришь, Сибл! - прогудел казначей. - А бог хитрых не любит! Не видать таким царствия небесного!

Сибл усмехнулся.

- А я и в земном не затужу, коль вы с наставником не поторопите.

Я оглянулся - и еле сдержал улыбку. Растерянность и испуг были на этих твердых лицах; бессилие сильных людей, на глазах у которых рушится опора их бытия. Раздор Старших. Свара небожителей. И еще на глазах у Совета!

И я постарался подбавить жару.

- Так что же это у нас выходит, братья? Голова да руки драться зовут, глаза поглядят, чем дело кончится, а душа с карманом и вовсе велят тихо сидеть? Похоже, ребята, мы на согорцев работаем - веревки вскоре вздорожают!

Кто-то фыркнул; негромко засмеялся другой, третий; смех волною прокатился по подземелью, выгнал эхо из углов. Они смеялись! Я стоял и смотрел на них во все глаза, не в силах что-то понять.

Только что они глядели на нас, словно перед ними могила разверзлась, и мертвецы пригласили их в гости. Только что они не могли ничего сказать, лишь переглядывались со страхом.

А теперь они все хохотали над моей немудреной шуткой, и я понял наконец, как я в них ошибся. Нет, они не были безмолвными куклами, эти крепкие, битые жизнью мужики, не тупая покорность заставляла их помалкивать - всего лишь привычка почитать Старших, а может, и тайный страх перед ними - что греха таить: в Братстве ничья жизнь не дорога.

Я поглядел на них, а Асаг уже все понял, усмехнулся и сказал дружелюбно:

- Походит на то, брат Тилар. Только ведь у Братства и уши с головой, и душа с руками. На то Братству и Совет, чтоб одно с другим повязать. Ну, что молчите, братья? Иль, окромя Тилара, никто и говорить не умеет?

Поднялся еще один незнакомый, седой с иссеченным морщинами лицом, и сказал молодым голосом:

- А нам-то что говорить? Это вы Старшие, скажите, как беду отвести.

- Не знаю, брат Гарал, - ответил Асаг серьезно. - Тут всем заодно думать надо. И делать заодно: чтоб руки голову слушали, а душа поперек не вставала.

- У него спросите, - кивнув на меня, зло прогудел Тнаг. - Он-то, небось, все знает!