Ирина Белояр - Уайтбол Страница 48

— А Серж-то нынче смотал удочки.

— Я знаю. Новый — самодостаточен, ему психологический довесок без надобности.

Меня взяло зло:

— Значит, Серж давно стал не нужен. Но ему даже не потрудились это объяснить. Пустили все на самотек, дождались, пока сам откажется.

— Ты что, Венского не знаешь? «Отстал — погиб, а здесь не богадельня».

— Хер с Венским. С ним давно уже все ясно. Ты должен был поговорить с Сержем.

Вик резко встал. Хлипкая табуретка отлетела в сторону.

— Если еще раз скажешь, что я кому-то здесь должен — можешь ко мне больше не обращаться. Ни с какими вопросами. Ясно?..

Я смешался:

— Да нет… то есть, извини, не хотел тебя обидеть. Но, согласись — так ведь тоже нельзя.

Поздно пить боржом: бывшего однокурсника уже прорвало.

— Так тоже нельзя!.. И эдак тоже нельзя!.. Никак нельзя, а я должен отвечать за все человечество. Старпер будет укатывать людей в асфальт — я должен вытаскивать их оттуда. Он будет ломать — я должен строить. Заимело меня это, Миша. Знаешь, насколько заимело? Хочется взять топор, пойти в начальственный корпус и поиграть в Раскольникова. А потом собрать монатки и валить отсюда на хрен.

Он вернул табуретку на место, сел, потер лоб.

— Тьфу, черт… Извини, Мишка. Ты — после маршрута, тебе нервничать вредно, а я… сил нет.

— Ты извини. Чего-то меня не в ту степь понесло.

— Ладно, проехали. Расслабиться хочешь?

— В смысле?

Вик достал из тумбочки початую бутылку коньяка:

— Специально для таких целей держу.

— А можно?

— Почему нет? Это же не наркота, — он взял с сушки два стакана, плеснул в оба по чуть-чуть, протянул один мне. Закрыл бутылку. Не глядя, поставил ее на стол…

— Лови! — крикнул я.

Он обернулся — но поздно: бутылка не удержалась на краю, кувырнулась, грохнулась на пол.

— Вот зараза, — сокрушенно произнес Вик, — изучая растекающуюся лужицу. — Все сегодня не слава богу… ладно, что ж делать. Послезавтра в Среднеросске куплю. Будем здоровы, — вздохнул он, поднимая свой стакан.

— Будем…

Что-то не давало мне покоя — не разлитый коньяк, нет — сама бутылка. Она разбилась очень специфично, на две части. Горлышко откололось. Аккуратно, будто его надрезали.

— Вик?

— Да?

— Где я это мог видеть?

— Что именно?

— Именно так разбитую бутылку.

— Любопытно разбилась. А где мог видеть — откуда ж я знаю.

— Причем совсем недавно.

— Это — важно?

— Это беспокоит. Очень яркое дежа вю, и опять не могу идентифицировать.

— Дежа вю — твоя слабость. Спиши все на уайтбол и остынь.

Я покачал головой:

— Нужно вспомнить, обязательно. Не понимаю, почему.

— Потому что ты после маршрута. Акценты смещены, значимость событий преувеличена. Это в порядке вещей.

— Думаешь? Ну, ладно. Хрен с ним со всем, — я, наконец, проглотил свой коньяк и вернулся к прежней теме:

— Что он хоть из себя представляет? Геолог этот новый.

— А, ну да. Легендарная личность, между прочим. У мужика очень мало печатных работ, зато экспедиционный опыт — на десять жизней хватит. Старый бродяга, авантюрист, пробу ставить негде. Протеже Ри. Участвовал в первой экспедиции «Ганимеда». После завербовался в Антарктику. К тому моменту он уже китайцем стал… Позже работал в Гималаях, потом немного в Андах. Недавно вот с японцами вокруг Курил плавал.

— Сколько ж лет этому дедушке?

— За шестьдесят. А сколько, по-твоему, Ри? Он тоже участник первой ганимедской.

— Офигеть. Забыл про этот чертов спутниковый фактор. А я к нему — на «ты»…

— Не страшно. У них на станциях — полная демократия, все ко всем на «ты»… Что-то голова не проходит. И выпить нечего… Пойдем в буфет, хоть пива возьмем…

Разбудил меня телефонный звонок. Резко так, будто кувалдой по уху. Я подскочил, протер глаза. Попробовал сообразить, где нахожусь.

Звякнуло снова. Потянулся за мобильником.

— Привет, — сказала трубка. — Уже не спишь.

За эти дни я успел привыкнуть, что добрая половина Сашкиных вопросов звучит как утверждение. Чего с этими контактерами в Городах происходит, почему люди теряют дар нормальной речи? Ри вот старается, чтобы интонации соответствовали содержанию реплик, и все равно выходит искусственно… А Сашка вообще шпарит, как попало.

— Уже не сплю, — подтвердил я.

— Поговорить нужно.

— Подходи через полчасика… или как тебе удобнее?

— Я подойду.

Точность — вежливость королей: ровно через полчаса в дверь постучали. Я успел только принять душ и вскипятить чайник.

— Хозяева дома?

— Заходи, гостем будешь… А чего это за прикид у тебя?

Мокрый купальник, мокрые волосы, вокруг бедер — необъятное махровое полотенце.

Пахнуло океанским ветром…

— Сегодня так модно, — отозвалась Саша и пояснила:

— На восточном краю базы из-под ограждения кусок моря торчит. Я залезла, не удержалась.

Охренеть. Я позавчера одно яблочко сорвал, и то чуть не свихнулся. Да еще и нагоняй получил… Чужие — они и есть Чужие, блин. Они как-то иначе устроены. Им все можно. «Хозяин» явно потакает, и Венский, судя по всему, тоже.

— Там акул нет?

— Маленькая бухта, откуда там акулы. Только мидии. Прямо на столбах забора растут.

— Понятно… Кофе хочешь, чудо морское?

— Хочу.

Гостья заняла единственную табуретку (вторую мы с Виком намедни все-таки доломали и выбросили). Вела себя деликатно: комнату не осматривала, меня в упор не изучала. Изучала чайник и чашки. Получила свой кофе и потребовала:

— Рассказывай.

— Не умею рассказывать, — я включил копьютер. — Сейчас открою тебе свой журнал наблюдений, прочитай сама. Только там сбивчиво, ночью писал. А потом спрашивай, чего хочешь.

— Как тебе удобнее.

Пока Саша читала мои файлы, я разглядывал ее — совершенно неделикатно.

Спутниковые жители зря времени не теряют: за последние дни звездная леди из бледной чахотки превратилась в бронзовокожую туземку. Королева Полинезии, только волосы светлее, чем надо… хотя так даже эффектнее.

Махровое полотенце, как русалочий хвост, болталось до пола. Прятало все, что ниже пояса. Зато тонюсенькие полупрозрачные лоскутки на груди почти ничего не скрывали. Вот эти ничего не скрывающие лоскутки я совершенно точно когда-то видел. Правда, раньше они, кажется, были сиреневые, а теперь почему-то зеленые… Да и без лоскутков я все это видел, и не только видел…

…А она говорит, что даже незнакомы.

Сашка читала мой журнал, а меня беспокоило все на свете. В какой-то момент стало неловко за эту ночную писанину — ведь даже не удосужился утром проверить, чего там с дурной головой накарябал.