Сборник - Фактор города: Мир фантастики 2010 Страница 48

Вот тебе и первый «Ё»…

Волосы из всегдашнего кукиша на затылке повылазили, глаза сверкают, сама бормочет не пойми что, тапочка с ноги шлепнулась. Из-под потолка. Вован и дышать забыл.

Тут уж совсем чертовщина началась. Половник сам по себе с пола в воздух поднялся и давай Вовку по загривку охаживать. У того и вовсе разум отшибло: так и стоял столбом, только охал, когда получал звонкий подзатыльник. Потом переконтачило что-то в голове, ноги словно сами с места рванули.

Забился в туалет, задвижку дернул, еле успел крышку на унитаз уронить – коленки ослабли. В голове одна-единственная мысль заполошно металась, хлопалась об черепную коробку: «Если у меня теща ведьма, то кто тогда жена?.. Кто жена-то у меня?..»

Сердце бестолково дрыгалось, стукаясь то в желудок, то в переносицу. Вован обхватил голову руками и даже смотреть боялся на хлипкую задвижку, что охраняла его от разбушевавшегося существа, которое он наивно полагал собственной тещей. Он и сам не сказал бы, сколько сидел так, бессмысленно и безмолвно, пока не брякнуло тяжелым в стенку у соседей и мужской голос не заорал какой-то Ленке, чтоб несла полотенце.

Вован тяжело, как с дурного похмелья, поднял глаза и встретился со взглядом из-за вентиляционной решетки.

Не спеша просочилось сквозь облупленные прутья, продефилировало вдоль кафельной плитки зеленовато-прозрачное существо с развевающимся шлейфом, оглядело неказистый интерьер, покачало сокрушенно головой. Приглашающе махнуло призрачной рукой, и в туалет хлынули остальные.

Медленно, будто глаза боясь выронить, Вован посмотрел на себя. Пальцы запойно дрожали, колени подпрыгивали, и, не стискивай он зубы, те выбивали бы сложный ритм в стиле кантри.

«Теща – ведьма, – медленно подумалось ему, – сын – ёшник, а в вентиляции у меня привидения…»

Элегантная, несмотря на прозрачность, дама величаво проплыла мимо, с интересом разглядывая старенький деревянный шкафчик. Еще два привидения тихонько бормотали, свесив зеленоватые ножки с края ванны.

– Look at this exhibit, please, – донесся с потолка хорошо поставленный голос. – You can see Homo Afraid.[3]

Вован громко икнул.

Мелкое привидешко, радостное, как воздушный шарик, подлетело к самому его носу, топыря коротенькие ручки. На ходу оторвало клочок туалетной бумаги и бросилось к привидению побольше, счастливо размахивая трофеем.

– All of them become Homo Afraid when they see us.[4]

Растрепанная призрачная девица прихорашивалась перед треснутым зеркалом, в котором ровно ничего не отражалось.

– I'm going to be a human, – доверительно чирикнуло вернувшееся привидешко, – when I'm seven hundreds.[5]

Вовка с сипением протолкнул в легкие враз загустевший воздух.

– Слышь, Кефирыч, с пива белочку подцепить можно?

Вован не попадал трясущимися пальцами по колесику зажигалки. Из квартиры он выбрался еле живой, вздрагивая от каждого шороха, но курево все же прихватил. И только сейчас, на исцарапанном подоконнике, чуток оттаявши, обнаружил в пачке две последние сигареты.

– С пива все можно, токо смотря с какого. И сколько.

Степан Никифорыч обстоятельно помял папиросу, сунул в уголок рта. Поднес прикурить и Вовану, безуспешно сражавшемуся с зажигалкой.

– А вот ежели пиво с водочкой…

Но Вове было не до теорий.

– Теща у меня – ведьма, – доверительно сообщил он и судорожно затянулся.

– Это да… Это все они… в некотором роде, – согласился Кефирыч.

– Да нет, моя настоящая. На швабре летает, половник у нее дерется… Сам.

Кефирыч и тут ничуть не удивился, только поскреб небритый подбородок:

– А-а, ну тогда ясно. А я-то все думал, как это она в магазин так быстро оборачивается.

Дым медленно поднимался к разбитой форточке. Кривая рожа, нарисованная в прошлом году Петькой, ехидно подмигивала сквозь тающие серые лохмы.

– А в туалете у меня, – Вован сглотнул, – не поверишь, привидения летают. А я вчера и всего-то пару бутылок…

Кефирыч пожал плечами:

– Так они по всему подъезду летают. Андрюшки Хмырева домовой навроде как турфирму открыл: экскурсии у них, квартира-то пустая стоит. Тока аппаратура у него старая и с электричеством, что ли, перебои, вот они и лазают где ни попадя.

Вован застыл, забыв про сигарету.

– Это в каком же смысле домовой?

– Ну, барабашка евонный.

Сосед невозмутимо пыхал папиросой. Непохоже, чтобы шутил. Скорее сумасшествие приняло глобальные масштабы.

– Их же не бывает… – осторожно заметил Вовка.

– Ну, это уж ты сам решай: не бывает или в туалете летают.

При таком индифферентном отношении всезнающего Кефирыча решать оказалось трудно. Вовка выглянул в глубокую амбразуру окна и мимолетно подивился, что за века, прошедшие с утра, все осталось по-прежнему.

– Ладно, погодь, – Кефирыч решительно затушил папиросу в банке из-под шпрот и поднялся к хмыревской квартире. Звонить не стал, а замысловато постучал в косяк. Дверь осталась закрытой, но в полутьме лестничной клетки завозилось низенькое, пыхтящее и выбралось сквозь стену на белый свет.

Ловко подпрыгнув, скатился по перилам маленький – Вовану чуть повыше колена – упитанный человечек со спутанной марксовской копной на голове и хитрыми бусинами глаз. Забрался на подоконник, деловито достал из кармана здоровенную трубку, потыкал в нее, прищелкнул грязноватыми пальцами и пустил ароматный дымок.

Вовка уже вроде и не удивился, только застыл истуканом, неудобно привалившись к стене. И еще прикинул, сколько больничного дадут. А барабашка сообщил неожиданно гулким басом:

– Феофилом меня звать. Я из пятидесятой.

– Оч'пр'но… – проскрипел Вовка.

– Вот он привидениями и занимается, – уточнил вернувшийся Кефирыч.

– Время нынче сложное, – тоном выступающего по телевизору политика прогудел Феофил, – на хозяев надеяться не приходится, вот и крутимся. По десятку экскурсий в неделю принимаем, в основном иностранные группы, но и наши призраки, бывает, интересуются. А что они и окрестные квартиры посещают, так то от несовершенства технической базы.

Вован потрясенно молчал. Барабашка вздохнул и добавил проще:

– Зеркало портальное-то мне еще от бабки хозяина досталось. Починить бы его да зарядить по новой, а то ведь заклинания от времени поистрепались. И глючат! – закончил он энергично.

Заскрипела дверь 51-й квартиры, через перила свесилось намакияженное лицо Кефирычевой дочери в белых кудряшках.

– Папа, опять на весь подъезд надымил! – возмущенно крикнула она. – За Митькой кто пойдет?

Лохматого барабашки словно и бы рядом не сидело.

– Схожу я, схожу, – махнул папиросой Кефирыч.

Все еще ворча, Кефирычева дочь брякнула дверью о косяк.