Федор Чешко - Витязь Железный Бивень Страница 49

Даже эта проклятая ущербность одежды — в рубашке, того и гляди, застудишься, а напялить траченную пошнырятами овчину вовсе немыслимо при родителе и при даме (хоть та сама одета чуть лучше последней из припортовых побирушек). Видать, в карете не нашлось одежды, кроме, разве, той, которая на слугах. Но и Фурсту, и господину Тантарру любое рубище показалось бы достойней ливреи или кучерского армяка. Виртуозу клинка состояние его куртки настроения не портило — кое-как скрепил прорехи, и ладно. А вот адмиральского деда отсутствие шейного платка и необходимость надевать рванье вместо погибшего в схватке камзола терзала не меньше, чем прочие беды.

И вот, ко всему прочему вдобавок, Леф вздумал объяснить Фурсту про Гуфино заклятие. Знай парень, как взбесит эрц-капитана подобное обращение с его почтеннейшим батюшкой... честное слово, охотней бы язык себе откусил.

Дальше все понеслось, будто в тяжком похмельном сне. Изысканные манеры высокоученого франта разлетелись клочьями, как разлетается под ударом внезапного шквала парус рыбачьей салмовки.

Фурст даже не кричал — он визжал, брызгая слюной в лицо пятящейся старухе, и его пальцы суетливо шарили за отворотом правого ботфорта (что у него там — кинжал, аркебузка?).

Гуфа не казалась ошеломленной или напуганной. Наверняка она заранее ждала какой-нибудь гадости от тех, которые из-за Мглы (сызмальскую привычку даже самый разумный разум не вдруг переборет), а потому мгновенно разъярилась — скорей всего, ведунью озлили не столько оскорбления высокоученого эрц-капитана, сколько то, до чего охотно и быстро люди из-за Мглы подтвердили ее ожидания.

Парню уже случалось видеть Гуфину ярость — хотя бы на том общинном суде, когда старуха наказала беззубостью гнусного придумщика Устру. И теперь, приметив нехороший оскал ведуньи, ее вздернувшиеся плечи и внезапный жуткий изгиб старческого тела (точь-в-точь хищное перед прыжком), Леф похолодел. В Гуфиных глазах не было ни намека на синие искры — обычные предвестницы ее ведовских выходок; и к дубинке своей она не притронулась, но парень почему-то не сомневался: через миг-другой высокоученый эрц-капитан нарвется на такое, по сравнению с чем его хитроумная аркебузка покажется не страшнее трухлявого сучка.

Бывший Первый Учитель, кажется, тоже понял это (все-таки по рассказам Нора он имел некоторое представление о возможностях запрорвной старухи).

Они сорвались с места одновременно. Леф плечом вперед вонзился в узкую щель между Гуфой и Фурстом, подставляясь под злую силу, плеснувшую из старухиных глаз. Ведунья мгновенно зажмурилась и оборвала чуть слышную заклинательную скороговорку, но все-таки Леф успел понять, до чего вовремя он вмешался. Будто бы что-то огромное, упругое, жаркое ударило его по лицу, перехватило дыхание, швырнуло в беспросветную багровую муть. Когда к Лефу вернулась способность видеть и понимать, оказалось, что он валяется на спине, причем в неприметной близости от его головы обнаружились ноги так и не пошевелившегося Огнеухого чудища. Значит, крохотный осколок прерванного ведовства отбросил нещуплого парня на полтора десятка шагов?! Ничего себе...

Леф торопливо приподнялся на локтях, заозирался в поисках Фурста, которого он наверняка должен был сшибить с ног. Помог, называется! Ведовской-то удар получился неувечащим, мягким, да только вместо него престарелый ученый подвернулся под панцирную спину защитника.

Впрочем, Фурст стоял на ногах. Правда, поза его выглядела, мягко говоря, необычно. Господин Тантарр не только успел выдернуть своего расходившегося хозяина из-под удара, но и железной хваткой намертво сковал его руку, не давая ей вырваться из ботфортного голенища. От дерганий и рывков эрц-капитана проку получалось не больше, чем от его же заковыристой брани. Фурст и сам очень быстро понял нелепость своего барахтания. Он обмяк и выговорил с трудом:

— Ну, будет уже, почтенный. Довольно, слышите? Виртуоз стали хмыкнул с сомнением, но все же несколько ослабил хватку.

— Медленно выньте руку, а то, что в ней, дайте мне, — сказал он.

Адмиральский дед свирепо засопел, но повиновался. Вещица, блеснувшая у него на ладони, действительно оказалась аркебузкой, только совсем крохотной — куда меньше той, которую Леф видел у Фурста в день своего первого знакомства с Огнеухими. Толком рассмотреть эту, нынешнюю, парень не сумел: далековато, да и уж больно мала — почти целиком утонула в руке господина Тантарра. Но уж наверняка вещица (назвать этакую безделку оружием язык бы не повернулся) была изящнейшая и все с теми же учеными выкрутасами — приклада нет (куда такой крохе приклад?), вместо фитильного зажима какая-то загогулина...

Бывший Первый Учитель пренебрежительно повертел аркебузку перед глазами, спросил:

— У вас дома еще такие есть?

— Да уж будьте покойны. — Фурст нервно растирал запястье, на котором остались багровые следы пальцев виртуоза стали. — И такие сыщутся, и позабористее... А к чему вам вдруг приспичило интересоваться содержимым моего скромного обиталища?

Начальник эрц-капитанской охраны вздохнул:

— Плохая игрушка. От врага таким не защититься, а вот сгоряча вышибить глаз неповинному человеку или по глупой случайности продырявить собственную ногу — это проще простого. Так что, разлюбезнейший мой хозяин, если эта хлопушка в вашем достоянии не единственная, то лучше я избавлю вас от нее. Уж простите, но так будет безопасней для всех.

Почти без размаха он запустил блестящую штуковину прямо перед собой — в стену зыбкого мрака. И тотчас же вскрикнул, шарахнулся, хватаясь за меч, потому что брошенное вылетело из противоположной стены и чувствительно ударило его по затылку.

Леф раньше других успел сообразить, что случилось. А потом... Наверное, это было непочтительно по отношению к Учителю (да не «наверное», а «наверняка»!), но парень снова повалился на спину и захохотал — громко, взахлеб, с какими-то неприличными щенячьими провизгами. Огнеухая тварь медленно обернула к нему жуткое лицо, померцала глазами и отодвинулась подальше, чем вызвала у парня новый припадок истерического хохота.

Через миг хохотали все — кроме разве что Огнеухого. Хохотал Фурст; хохотал, потирая затылок, виртуоз стали; смеялась Гуфа, на побелевшие от злости щеки которой медленно возвращался румянец. Даже Фурстов отец, чуть ли не до обморока перепугавшийся назревающей драки, теперь сипло хихикал вместе со всеми. А потом Фурст, всхлипывая и смахивая слезы с ресниц, объявил, что, ударившись о затылок господина Тантарра, аркебузка могла выстрелить сама по себе — от сотрясения. Это известие почему-то вызвало новый припадок веселья (даже у Гуфы, которая, естественно, не поняла ни слова).