Андрей Попов - Сломанная вселенная Страница 49

Максим зашагал по своей тропинке, пытаясь с ароматом цветов вдохнуть в себя бодрое настроение, и это ему вроде как удалось. Недоступная для ума внутренняя суть вещей имела, к счастью, внешнюю, доступную для взора форму: живую красоту полей, художественные шедевры леса, переливы голубого неба, воодушевляющие на самые благородные чувства.

Он уже вприпрыжку бежал по полю, напевая на незамысловатый мотив куплеты загадок Тиотана:

– «Шесть сестер зимой и летомВрозь живут без расставанья,Но одна пропала где-то.Это… это… это… это!»

Вдруг он замер, наткнувшись на собственную мысль. В голове блеснула некая тень догадки… Или просто так кажется, ведь догадок до этого было сотни? Максим медленно обернулся и некоторое время испытывающим взглядом смотрел на торчащую из земли ось Z. А в уме у него рождалась неплохая версия, все более обретающая форму утвердительного ответа…

Неужели?!

Волна хмельной радости всколыхнула все внутри и снаружи. Кажется, ЭТО произошло! Минуту спустя он, уже не чувствуя ног, бежал по лесу и кричал:

– Есть!!! Еще одна загадка!

Под влиянием опьяняющего восторга он не заметил ни Свихнувшееся Дерево, ни Злых Одуванчиков, ни даже поляну Милеуса, пролетев мимо нее как пуля мимо цели. Да он вообще не видел ничего вокруг — несся быстрее ветра, даже его собственная тень едва ли за ним поспевала. Очнулся Максим только около знаменитой башни, возможно, несколько отрезвленный ее грандиозным видом. Башня действительно поражала своим величием, не исключающим в себе откровенной надменности. Она уже взмывала выше облаков. Гордая. Неповторимая. И почти что неприступная.

«Интересно, — подумал он, — может башня уже достигла Верхней Бесконечности? Тогда путь предстоит весьма долгим и затруднительным.». Глуповатая ирония этих рассуждений немного развеселяла. А если серьезно — трудностей, казалось, сейчас вообще не существовало. Максим забежал внутрь, добровольно отдав себя плену мрачных серый стен и, отсчитывая этажи, понесся наверх. Ступеньки только и успевали мельтешить перед глазами.

– Семьдесят семь… семьдесят восемь… семьдесят девять… — эти натуральные числа принесли с собой первые признаки усталости.

– Сто пятьдесят три… сто пятьдесят четыре… сто пятьдесят пять… — у Максима уже начали побаливать ноги и появилась одышка, даже невесомость не помогала.

– Двести пять… двести шесть… двести семь… — из последних сил прошептали его губы, и яркий солнечный свет озарил собою все и вся. — Придумаем! Скажи, сколько этажей еще до бесконечности? Надеюсь, меньше сотни?

Первое, что сделал Максим, это согнулся пополам, упер руки в коленки и хорошенько отдышался. Придумаем был самим собой, то есть был занят работой, которая являлась для него одновременно и трудом, и отдыхом, и развлечением на досуге. Сюда можно добавить — и смыслом жизни. Он месил раствор какой-то замысловатой палкой со множеством сучков и закорючек, которая, несомненно, относилась к числу его новейших изобретений. Увидев гостя, он поначалу обрадовался, но потом вдруг разочарованно скривил измазанную раствором физиономию.

– И ты не додумался принести кирпичей или хотя бы воды…

Ну вот, началось! Максим что-то пробурчал в свое оправдание и поочередно пожал все четыре ладони.

– Вылетело как-то из головы… Я ведь сломя голову несся к тебе поделиться сногсшибательной новостью!

– Меня с ног не так уж просто сшибить. Ну, давай. Выкладывай свою новость.

– Ты помнишь загадку про шесть сестер?

Придумаем, позванивая колокольчиками, уселся на кирпичный стул, жестом приглашая Максима сделать себе такой же и тоже садиться. Затем он поправил съехавший набок колпак и утвердительно кивнул.

– Ее помнят все: шесть сестер зимой и летом врозь живут… Ну, и так далее. Ты что, хочешь сказать…

– Просто удивляюсь, как раньше никто до этого не додумался! — перебил его Максим, увлеченный лишь собственными мыслями. — Гляди! — он взял подзорную трубу и направил ее на ось Z. — Ты еще не понял?

Придумаем закрыл второй, четвертый и седьмой по счету глаз, почесал в затылке, но ничего не ответил. Одна из его рук (та, которая была левее левой) старательно сжимала окуляр трубы, и он долго вглядывался в указанном направлении, меняя по очереди глаза, словно подбирая — какой из них лучше видит.

– Шесть сестер, — гость нетерпеливо принялся за объяснения, — это шесть координатных осей! А то, что они «живут врозь без расставанья» значит, что все они, хотя и направлены в разные стороны, но тем не менее начинаются в одной точке… Похоже? Объяснимо даже и то, что одна из них потеряна: это ось — Z, которая находится под землей, и ее не видно… Теперь, кажется, нет проблем закончить это злополучное четверостишие.

Придумаем продолжал сидеть с закрытым верхним глазом, в то время как нижние четырнадцать возбужденно перемигивали. И даже те зрительные отростки, что находились на плечах, растеряно хлопали ресницами. Весь он отдался задумчивости. Максим не выдержал и с яркой интонацией выпалил из себя все четыре строки. Впервые они обрели завершенную форму и стали слышны в своей изначальной полноте:

– «Шесть сестер зимой и летомВрозь живут без расставанья,Но одна пропала где-то.Это…

– ну конечно же! — ЦЕНТР МИРОЗДАНЬЯ!»

Придумаем наконец понял, что ошибка здесь исключена. Уж слишком эта незатейливая разгадка гармонировала с общим смыслом четверостишия. Он изумленно поводил бровями и даже несколько раз хлопнул в ладоши.

– А ты, Свалившийся с облаков, однако, обладаешь способностью к логическому мышлению. Я тебя поздравляю. — После этого, немного вялого поздравления он слегка замялся и продолжал: — Если уж быть до конца откровенным, то должен сказать, что я тоже был очень, очень близок к решению. Наверное, еще немного, и я смог бы сам до этого додуматься. Но ты ведь знаешь, у меня много работы и некогда отдаваться благомыслию.

– О, я-то это знаю!

– И еще: решение загадок вещь, конечно же, хорошая. Но было б еще лучше… если бы ты захватил с собою кирпичи или раствор.

– Ты неисправим. Но на будущее запомню.

Максим подбежал к кирпичной стене и глянул через нее вниз.

О-го-го!

Небо теперь казалось морем с белыми барашками волн. Белесые взлохмаченные облака продолжали свое странствие из ниоткуда в никуда. Они стелились далеко под ногами, и на какой-то момент показалось, что мир перевернулся вверх тормашками. Но стоило только вглядеться в просветы между облаками, где обрывочными картинками расстилалась географическая карта Мироздания, как все становилось на свои места. Земля словно потонула в бездне небосвода. Впрочем, Максим смотрел на все это холодно, почти бесстрастно, он говорил и думал только о своем: