Андрей Жвалевский - Те, которые Страница 5

Очень быстро погасил долг полутезке-участковому. И, как показал опыт, не зря. Мои вечерние торговые операции скоро стали ему известны. Если бы не хорошее отношение, получил бы я к своему циррозу еще и язву от казенной жрачки. Ну или, как минимум, отбитые в результате «сопротивления при задержании» почки.

А так Вениамин Петрович просто зашел в гости, сделал внушение и намекнул, что слишком нагло я себя веду. Я божился, но не слишком усердно, но за предупреждение расплатился честно – бутылкой вполне питьевой водки. Поскольку разговор происходил после двадцати трех, участковый водке обрадовался и забрал, пообещав для приличия, что вернет при случае.

Я с тех пор перестал нарываться на рожон. У киоска просто поджидал «клиентов», многие из которых узнавали меня в лицо, отводил в подъезд и уж там без лишних глаз доставал из тайника спасительную жидкость.

Бизнес мой рос и ширился, принося основную часть дохода.

И наступил момент, когда он вырос и расширился настолько, что начал кое-кому мешать.

У меня еще днем было тяжелое предчувствие. Я, правда, не понял, что это предчувствие. Просто ломало организм по полной программе. Видимо, я все-таки переоценил его утлые возможности. Кости ломило, в низу живота тянуло, голова кружилась, а самое неприятное, что красные круги перед глазами появились не после перетаскивания тяжестей, а до. От верной бутылки за работу грузчика пришлось отказаться. Даже поел немного больше обычного: тушеная фасоль с картошкой и апельсин.

Но все равно в глазах было темно, когда я вышел на вечерний свой промысел. Поэтому и не заметил вовремя четырех крепких парней в кожанках, которые поджидали у киоска. А когда заметил, двое уже взяли меня в клещи, а один зашел сзади.

– Приторговываешь? – спросил самый угрюмый из парней.

Я изобразил радушие, насколько смог.

– Да нет, наоборот. Тут, говорят, один мужичонка по вечерам бухло толкает, – я принялся осматриваться в поисках самого себя, – может, видали?

Моя актерская игра не произвела на них никакого впечатления. Похоже, парни за мной наблюдали, прежде чем перейти к активной фазе. И, возможно, не один вечер. Вон того костлявого я вроде как вчера обслуживал.

– Видали, – беседу со мной продолжал все тот же угрюмый.

«Главный, – понял я, – нужно его уболтать…»

Но тут мои рассуждения были прерваны весомым аргументом, зажатым в кулаке того, кто был сзади. Кажется, это была монтировка…

Голова лежала отдельно от туловища. Я поднял руку и пощупал затылок. Что-то мягкое и шершавое. Пахнет химией и немытым мужским телом.

А еще почему-то темно.

– Где я? – лучшего вопроса в мою тугую голову не пришло.

– В больнице, – нехотя ответили слева. – В девятке.

– А почему темно? Ночь, что ли?

На сей раз ответ последовал после небольшой паузы и уже справа.

– День… Ты че, не видишь?

– Не-а, – я пощупал верхнюю часть головы, но повязки на глазах не обнаружил.

– Ясно, – без энтузиазма прокомментировал голос слева.

– Обход уже был? – спросил я.

– Был, – буркнули слева, и я решил пока воздержаться от содержательной беседы.

Я попытался ощупать себя на предмет других ранений, кроме очевидного сотрясения мозга. Ребра все целы… на руках пару ушибов, это, наверное, когда падал… ноги целы, шевелятся, боли нет… цирроз на месте… почки не задеты.

Создалось такое ощущение, что удар по затылку монтировкой был единственным. И, к сожалению, не смертельным. Я малодушно огорчился: ну что стоило ребятам тюкнуть меня посильнее? Сейчас кайфовал бы в оболочке какого-нибудь профессора или банкира. Или популярного певца – давно меня не заносило в артиста. А так… Лежу тут с чугунной башкой, да еще, похоже, и ослепший.

И в туалет жутко хочется.

Я попытался встать, но голова весила не менее полутонны.

– Сестра! – крикнул я. – Можно мне утку?

Никто не отозвался.

– Сестра! – я повысил голос. – Утку бы мне, а? Очень нужно!

Послышалось какое-то шевеление и шарканье.

– Утку, – виновато повторил я, протягивая на звук руку, – а то сил нет терпеть.

В руку ткнулось стекло утки.

– Спасибо, сестричка! – сказал я как можно душевнее, пристраивая утку.

– Какая я тебе, нахрен, сестричка? – недовольно проскрипел мужской голос. – Тут сестричку только на доллар заманить можно. И поосторожнее там, это моя персональная утка!

Несколько дней я надеялся, что обойдется, зрение вернется. И действительно, иногда в глазах немного светлело, я мог разглядеть палату и силуэты соседей. Но очень быстро возвращалась полная тьма. Лечащий врач на обходе был не слишком любезен, на все вопросы отвечал: «Расслабьтесь, всех вылечим» – и старался побыстрее проскочить нашу палату.

Тут лежали все «непрестижные», а доктор спешил к «престижным». Это мне объяснил Макар Антонович, тот самый сосед, что поделился уткой в первый день. Он вообще оказался мужик неплохой и душевный, хотя душевности своей стыдился и все норовил нахамить. Это у него получалось плохо – время от времени прорывался правильный русский, который отличает учителей-языковедов советской закалки. Я прямо спросил – он прямо ответил, что учителем он был раньше, а теперь обуза на шее родного государства.

Четверо других были тоже обузами разной степени тяжести. Двое бомжей, которые всячески старались оттянуть выписку, стонали и жаловались на все подряд. Фрезеровщик Егор, едва не лишившийся пальца, выйдя на смену пьяным. Этот ни о чем другом говорить не мог, кроме как матерно крыть заводское начальство, периодически расширяя круг виноватых до правительства. А еще с нами лежал совсем молодой мальчишка. По голосу ему было лет двадцать. Я его сначала принял за медика – слишком квалифицированно он обменивался терминами с лечащим врачом – но потом соседи со смехом объяснили, что Санек тут от армии косит. Он все медицинские справочники наизусть выучил, лишь бы не отдавать долг Родине.

Никого из нас никто никогда не навещал, даже нянечка убирала раз в три дня, поэтому все страшно возбудились, когда в палату заглянул посетитель. Им оказался мой участковый, Вениамин Петрович.

Он был очень смущен, притащил апельсины (цитрусовый запах сразу перебил больничные ароматы). Меня почему-то называл на вы.

– Вы, Петрович, не волнуйтесь, мы этих гадов найдем! Я даже подозреваю, кто это, – участковый понизил голос, – таксисты местные. Они раньше… хм… этот бизнес контролировали. А тут вы…

– Тезка, – взмолился я, – мы же вроде на ты были?

– Ну да, – он замялся, – я же тогда не знал, кто вы…

И он поведал удивительную историю. Оказывается, меня нашли вовсе не на остановке, а в моей собственной квартире. Дверь была открыта ключами. Нехитрый скарб перерыли, вытащили все деньги и все спиртное. Когда туда прибыл Вениамин Петрович, чтобы составить протокол, наткнулся на мои наброски, заинтересовался… ну и прихватил с собой.