Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая Страница 5

— Пусть другие взрывают, Горин, а не мы. Понимаю я тебя… Но, с другой стороны, инстанция, похоже, сама решила снять с нас всю эту экономику с финансами. Так что, может, оно и к лучшему! Готовь бумаги для Фуртумова. А там, гляди, и вернёшься к своим старым делам. Небось по Лурдесу [советская, а позднее российская станция радиоэлектронной разведки на Кубе; была закрыта в 2002 году] всё скучаешь? Море, сигары, знойные мулатки?

— Куда уж мне! Прыти той нет.

— Ну тогда в Европу - с твоими-то испанским и французским. Поехал бы?

— Да не отказался б.

— Я тоже. Только вот боюсь, что заканчивается время, когда мы работали в основном в приличных обществах. Эх, Штирлицы в Берлине, Абели в Нью-Йорке, знаменитая шанхайская резидентура - как всё было красиво, культурно и благородно! Жаль, теперь наступают другие времена, когда угрозы исходят либо от обкуренных дикарей и самых что ни на есть отпетых негодяев, либо от вчерашних европейцев с американцами, сделавшихся бездушными роботами. А мы к этому, Горин, подготовлены не вполне. Ни толковых агентов, ни понятных правил… Нет даже былой элитарности: другие у нас теперь, товарищ Кирилл, спасители отечества! Молодёжь жалко, им всю эту кашу предстоит расхлёбывать… Ну да ладно, что это вдруг меня на лирику понесло!.. В общем, в четыре выезжаем. Документы для Фуртумова собраны?

— Подготовлю, будет исполнено!

— Вот и ладушки. Ступай тогда к себе, сделай - и отдохни.

…Как и было назначено генералом, ближе к концу дня, погрузившись в потрепанную и даже слегка битую “Ауди А8” с номерами, записанными за лесным ведомством, захватив с собою документы и корзину цветов, чтобы поздравить с новым назначением, Могилёв с Гориным отправились на приём к Геннадию Геннадьевичу Фуртумову, руководителю специального агентства, совсем недавно учреждённого для ведения финансовых вопросов особого масштаба и исключительной важности.

Секретное финансовое агентство располагалось в старинном двухэтажном особняке, находящемся в одном из самых дорогих и блестящих районов Москвы, внутри хитросплетения Чертопольских переулков.

Кабинет Фуртумова находился на втором этаже, и путь к нему лежал через настоящую анфиладу, в небольших изящных залах которой были устроены зимний сад и галерея современного искусства. Горин шепнул генералу, что часть картин он где-то уже видел - и даже, возможно, в программах “Евроньюс” или в фильмах “Би-би-си”. Генерал буркнул в ответ что-то короткое и маловразумительное, где единственной фразой, которую можно было различить, была: “Дорвался, плут”.

По пути несколько раз им встречались сотрудники нового ведомства - молодые, вышколенные и одетые в лучших модельных домах. Поскольку Горин был в форме, финансовые гении провожали его долгими и недоумевающими взглядами.

Возле входа в начальственный кабинет их встретила длинноногая секретарша, неприступная и надменная, как норна, которая тут же заявила, что руководитель занят, поскольку ему “позвонил Президент”. Пришлось пить с шоколадными трюфелями чай, за которым теперь уже генерал шепнул полковнику, что согласно его информации, Президент сейчас проводит пресс-конференцию, в ходе которой вряд ли бы счёл уместным консультироваться по телефону даже с самим Председателем Правительства.

Горин приуныл в предвкушении длительного ожидания, однако парадная дверь кабинета вдруг неожиданно распахнулась, и новоиспечённый министр собственной персоной поприветствовал гостей и пригласил войти.

Фуртумову было около пятидесяти лет, однако выглядел он молодо, эффектно и одновременно солидно. Вся его внешность, манера держаться и даже выставляемые едва ли не на показ чрезмерные открытость и заинтересованность выдавали в нём человека системы и опытного аппаратчика, чья карьера начиналась ещё в добрые советские времена, а спортивный вид и носимые с умением и вкусом одежда, обувь и очки в тонкой золотой оправе как нельзя убедительнее свидетельствовали о том, что их обладатель долгое время работал за границей.

По дороге в особняк Могилёв в общих чертах поведал полковнику о биографии засекреченного финансового министра: старт карьеры в советском внешнеторговом объединении, в неспокойные девяностые - компания с малоговорящим названием в тихой Швейцарии, через которую встающая с колен Россия оплачивала поставки детского питания и ядохимикатов, потом - Внешэкономбанк, длительные малопрестижные командировки в Чехию, Вьетнам и на Кубу, далее стажировка в Гарварде, комитет Госдумы, несколько госкорпораций, аппарат Правительства и, наконец, это нынешнее таинственное и многообещающее назначение…

С благодарностью пусть и дежурной, но произнесённой эмоционально и красиво, министр принял цветы и сам перенёс корзину с ними в дальний угол, где уже благоухали несколько десятков букетов подобного же достоинства. А завидев, что генерал намеревается разместиться в переговорной части кабинета, тотчас же предложил менее формальный вариант - белоснежные кожаные кресла, расставленные в уютном уголке вокруг приземистого столика.

— Неужели я заслужил ещё один подарок?— попытался пошутить Фуртумов, косясь на красную зашнурованную папку с секретными грифом.

Однако генерал сразу же остудил его пыл, сообщив, что дело представляется сложным и неоднозначным.

— Пусть Кирилл Петрович изложит,— заключил он и развернулся в сторону полковника.

Горин поднялся, взял папку, вышел из-за стола и держа её полураскрытой скорее для порядка, нежели для нужд доклада, лаконично и убедительно изложил суть поступившего из Парижа донесения. Затем закрыв и вернув папку на стол, словно желая показать, что факты закончились и настало время гипотез, кратко перечислил основные соображения по поводу того, как найденный в Швейцарии “царский фонд” мог бы быть возвращён в страну и какие риски способны осложнить предстоящую работу.

Фуртумов слушал сосредоточенно, ни разу не попытавшись задать вопрос или перебить докладчика встречным соображением, что за ним водилось. Могилёв для себя отметил, что глаза министра блестели, а на лице на какое-то время даже зажёгся румянец.

— Я закончил,— сказал наконец Горин.— Готов ответить на вопросы.

— М-мда,— отозвался Фуртумов.— Но вы не сказали главного - о каких суммах и о каких активах может идти речь? Вдруг в этом фонде хранятся фотографии или, скажем, компрометирующие любовные письма великих князей?

— Не думаю. Если бы в фонде находились артефакты, то не было бы никакого смысла хранить его в банке, специализирующемся на управлении капиталом,— парировал полковник.

— Логично. Ну что ж! Тема, мне кажется, интересная,— ответил Фуртумов после короткого раздумья.— Конечно, не столь актуальная сейчас, как возложенный на наше ведомство розыск и возврат беглых денег с оффшоров, но - тоже в своём роде борьба за оздоровление российских финансов. Ведь даже если мы вернём оттуда хотя бы парочку миллионов - деньги хоть и плёвые, но зато какой политический резонанс! Нет, мы определённо за эту тему берёмся! Не сожалеете, Рудольф Викентьевич, что отдаете её нам?