Юрий Брайдер - Хозяева Острога Страница 5

Дойдя до того места, где прежде находилась невидимая стена, стая остановилась

— Никого не видно, — недоуменно произнес Тыр. — А вдруг они струсили?

— Вряд ли, — покачал головой Тюха. — На Бойле и захочешь, а не струсишь. Наверное, подкрадываются, чтобы застать врасплох. Кстати, советую следить за раскраской соперников. Стая, одержавшая три победы, имеет на лицах черные знаки. Шесть — желтые. Девять — белые.

— Нам, стало быть, раскраска не положена, — уточнил Бадюг.

— Как же без неё… У новичков всегда один цвет — красный, — невесело пошутил Тюха. — Если и останемся живы, то кровью обязательно умоемся.

— А ведь убивать людей грех, — заявил вдруг Темняк, по-прежнему державшийся чуть позади остальных. Ведь те, в ком мы заранее видим врагов, не сделали нам ничего плохого.

— Пока не сделали, — буркнул Свист. — А когда сделают, рассуждать будет поздно.

— Ну а если, к примеру, мы с вражеской стаей драться не будем? Поболтаем, да и разойдемся к общему удовольствию, — не унимался Темняк.

— Не было ещё такого случая, — сказал Тюха. — Хозяева всегда найдут способ, как заставить нас сражаться. Тут они мастера. Даже и не пытайся их обмануть. Иначе смерть от вражеской спирали ты сочтешь за счастье.

— Если ты всё о Бойле знаешь, тогда объясни мне, неучу: обязательно ли убивать врагов? Или достаточно принудить их к сдаче?

— Странный вопрос, — Тюха призадумался. — Вообще-то мы должны овладеть чужой территорией. Как это сделать, если её защитники живы? Они будут биться до конца.

— Это ты так говоришь — возразил Темняк. — А надо бы у них самих спросить.

Словно бы услышав эти слова, из густой тени, скрывавшей дальний конец улицы, появилось четверо боешников. Все они имели щиты, но до поры до времени прятали за ними не свои тела, а свое оружие. Вне всякого сомнения, это были тертые ребята, закаленные во многих схватках, что подтверждала и раскраска их лиц — черные пятна на лбу и щеках.

— Знаешь этих? — обращаясь к Тюхе, шепотом спросил Свист.

— Раньше кое-кого знал. Но на Бойле встречаться не приходилось. Здесь ведь, сам понимаешь, бывает только одна встреча. Первая, она же и последняя.

Зато Бадюг узрел среди врагов одного своего старого приятеля и несказанно этому обрадовался.

— Сасыг! И ты здесь? — гаркнул он на всю улицу.

— Как видишь, — степенно ответил один из неприятельских боешников.

— Вот уж не думал не гадал, что когда-нибудь еще встретимся! — продолжал ликовать Бадюг. — Как тебе здесь живётся?

— Здесь всем одинаково живется. Как лепешкам в жаровне. Если сразу не сгоришь, так потом сожрут. Ты давно на нашей улице был?

— Дней семь-восемь назад.

— Что там нового?

— Да ничего особенного. Вашу Глиту замуж выдали. Теперь она на улице Гробов живет.

— Это я знаю. Про меня не вспоминают?

— Сначала вспоминали. Ты ведь многим должен остался. Но когда слух прошел, что ты на Бойло попал, так и вспоминать перестали. Бочку киселя выпили, поминальную песню спели — и всё на этом.

— Так и положено, — издали кивнул Сасыг, судя по роже, типичный Веревка. — С Бойла ни должникам, ни заимодавцам возврата нет.

— Тут с тобой один чудак хочет переговорить, — недовольным тоном молвил Бадюг, которому Темняк уже минут пять что-то настойчиво нашептывал в ухо.

— Пускай. Только покороче. Пора бы уже и за дело браться.

— И я про то же самое, — немедленно заявил Темняк. — Только с каких это пор убийство себе подобных стало называться у вас делом? Не лучше ли прекратить бессмысленное кровопролитие? Предлагаю одной из сторон немедленно сложить оружие. В свою очередь, другая сторона должна поручиться за полную безопасность сдавшихся. Чтобы с их головы даже волос не упал.

— Он что у вас, рехнулся со страха? — спросил Сасыг у Бадюга, своего бывшего приятеля, а ныне смертельного врага.

— Я бы не сказал, — замялся Бадюг. — Он в общем-то всегда такой. Попал в Острог неизвестно откуда, порядков наших не знает, вот и несёт всякую околесицу.

— Вижу, надокучил он вам.

— Есть немного, — стараясь не глядеть на Темняка, признался Бадюг.

— Ладно, мы его первым прикончим, а за вас уже потом возьмёмся.

Сасыг отвел свой щит в сторону, и стало видно, что он вооружен “хозяйской кочергой” — толстым коротким стержнем, на обоих концах которого полыхало фиолетовое пламя, способное сжечь даже камень.

Боешники, стоявшие в одном ряду с Темняком, сразу пали духом. Приуныл и Тюха, для которого предстоящая схватка была, как-никак, одиннадцатой по счету. Не унимался один лишь Темняк.

— Значит, вы твердо решили нас уничтожить, — уточнил он, понемногу натягивая уже заряженную рогатку. — Хотя для этого и нет никаких конкретных причин.

— Здесь Бойло, дурень! — проникновенно молвил Сасыг. — На улице Киселя варят кисель. На улице Веревок вьют верёвки. А на Бойле убивают. Такие в Остроге правила. Неужели ты до сих пор этого не понял?

— Теперь понял. Благодарю за весьма доходчивое объяснение. Непремину воспользоваться им на деле, — Темняк, уже давно наблюдавший за Сасыгом через развилку своей рогатки (правда, почему-то одним лишь глазом), отпустил туго натянутую жилу.

Фокус с исчезновением “хозяйской слезы” повторился, но сейчас он получил нетривиальное продолжение. Самонадеянный Сасыг безо всякой видимой причины (стремительный посвист не в счёт) рухнул навзничь. Выпавшая из его рук “хозяйская кочерга” осталась висеть в воздухе, попыхивая язычками всесокрушающего пламени.

Сотоварищи Сасыга, сгрудившись вокруг неподвижного тела, пытались всяческими способами выяснить причины обморока — окликали, тормошили, щипали, проверяли наличие дыхания и пульса.

— Живой он хоть? — забеспокоился Бадюг, которому на самом деле полагалось бы радоваться любой беде, приключившейся во вражеской стае.

— Дышит, — ответили ему. — Наверное, сердце прихватило. Он в последнее время на сердце жаловался.

— Какое там сердце! — возразил боешник, горстями носивший к Сасыгу воду из лужи. — Посмотрите, у него шишка на лбу набухает! С кулак величиной.

Краткое замешательство, последовавшее за этим замечанием, соответствующим образом трансформировалось в грозный оклик: “Чья работа?”, обращенный к соперникам.

— Моя, — не стал отпираться Темняк. — Но я лишь воспользовался своим законным правом на самозащиту.

Заметив, какой гнев вызвало это заявление в стане врагов, он торопливо добавил:

— Принимая во внимание ваши недобрые замыслы, я вынужден продолжить начатое.

На сей раз осколок “хозяйской слезы” угодил в щит, поднятый скорее бессознательно, чем преднамеренно, — “черные” всё ещё не понимали, какое именно оружие против них применяется.