Андрей Столяров - Взгляд со стороны Страница 5

Тусклое коричневое солнце, надрывающееся, словно через ворсистую ткань, еле-еле, с трудом озаряло окрестности. Воздух был сумеречен и пропитан звериными испарениями. Он скорее походил на студень: красное переливающееся желе и, размытые струями, проступали в нем какие-то дикие сооружения в перекошенной арматуре, сплетенные колючей проволокой - а за ржавой и страшной, окопанной преградой ее, будто змеи шипя и посверкивая осатанелыми глазами, пережевывая челюстями сиреневую слюну, бесновались и маялись фантастические уроды.

Они были в крокодильей коже или, наоборот, покрытые шерстью с головы до ног, ощетиненные клешнями, щупальцами и когтистыми образованиями, все они шевелились - выламываясь, вытягиваясь вперед - а над бородавками, изъязвившими многих из них, пузырилась фосфоресцирующаяся слизь.

Картина была чудовищная. Но главное заключалось не в этом. Главное заключалось в том, что вокруг Конкина опять находились те самые загробные существа, что, как в бреду горячечного больного, чудились ему совсем недавно. И одно из этих существ держало его под руку, а другое, значительно меньших размеров, вдруг схватилось за палец и пронзительно запищало:

- Во дает!.. Во, папа, куда забрался!..

Вместо голоса раздавалось кошачье мяуканье. Конкин едва различал слова. А затем третье существо, обросшее чем-то вроде мелких густых пружинок, неожиданно выступило из толпы и, приблизив растрескавшееся, как глина в жару, лицо, прошипело, покачиваясь и приседая:

- Вам, плохо, сударь?..

Губы у него были из вывернутого живого мяса.

Конкин отшатнулся.

И тогда то существо, которое держало его под руку, бледно-розовое, обмотанное тряпками с ног до головы - с неестественной силой повернуло его к себе и, вонзившись ногтями в предплечье, мучительно проурчало:

- Все, все, уходим!..

Звонок он услышал, когда пересекал школьный двор, и уже в вестибюле ему пришлось посторониться, чтобы пропустить хлынувшую наружу, галдящую и размахивающую портфелями, растекающуся ораву школьников. Вероятно, занятия на сегодня кончились, потому что мальчики беззаботно тузили друг друга, затевая, еще не выйдя из здания, уличную игру, а пищащие, гримасничающие, сбивающиеся в стайки девчонки с облегчением сдергивали банты, распуская таким образом волосы по плечам.

Чувствовалось, что всех охватывает настроение отдыха и веселья.

Впрочем, не всех.

Мрачный учитель, якобы просматривающий вывешенное на доске расписание, а на самом деле, как сразу же понял Конкин, незаметно наблюдающий за вестибюлем, шагнул к нему и, быстро опустив руку в карман пиджака, сухо, неприязненно спросил его:

- Что вам угодно, сударь?

Уже по одному этому "сударь" можно было догадаться, что он - "гуманист". Конспираторы хреновы, подумал Конкин. Однако вида подавать не стал, а напротив, тихо и значительно, как его учили, произнес:

- Четырнадцать...

- Второй этаж по коридору направо, - расслабившись, сказал учитель. - Постучать трижды. Вычитание.

Последнее число означало, что из сегодняшнего числа надо вычесть двенадцать. Конкин так и сделал, получив в уме минус пять, но математические способности ему не пригодились, потому что приемная директора была пуста, дверь распахнута, пароля никто не спросил, и он сразу же прошел в кабинет, где лицом к открытому входу, перегнувшись, прямо на канцелярском столе сидел Леон и, ужасно сморщившись, цедил в притиснутую к щеке телефонную трубку:

- Нет!... Я сказал тебе: нет!.. Нет, старейшины еще не собирались... Я, пойми ты, не знаю, что может произойти... Позвони через час. Нет, какие-либо акции я запрещаю!..

Резким движением он опустил трубку на рычаги и, пронзая Конкина безумным всепроникающим взглядом, но однако в то же время и как бы не видя его, сообщил:

- Убит Пересмешник...

Конкин похолодел.

А Леон, как пружинный чертик, соскочив со стола, обогнул его по левому краю и, плюхнувшись в кресло, начал быстро-быстро перебирать раскиданные перед собой бумаги. Он просматривал их сверху вниз, дико комкал и отшвыривал в угол, так что вскоре там собралась изрядная куча, а отдельные документы складывал в несколько раз и распихивал по карманам.

Одновременно он кусал губы и отрывисто, невнятно говорил Конкину:

- Вчера исчез Музыкант... Тоже, наверное, убили... Вероятно, они объявили нам войну... Во всяком случае, Конвенция нарушена... Теперь нас будут убивать одного за другим... Школа засвечена, надо уходить отсюда... Что вы стоите? Не стойте: займитесь документами...

Он указал Конкину на лепной камин, вероятно оставшийся еще со времен царизма, и Конкин, буквально ощущая, как опустевает школа, как она наполняется громадной нежилой тишиной, перетащил туда ворох бумаг, кое-как сложил его пирамидкой, пододвинул, поправил и, нащупав в кармане спички, неловко чиркая, поджег с ближней стороны. Пламя пыхнуло, немного поколебалось и вдруг, как хищник, бросилось внутрь -- пожирая добычу, с гудением уходя в трубу.

Тогда Конкин выпрямился.

- А что будет со мной? - спросил он.-- Вы меня убьете или все-таки отпустите?

И Леон тоже выпрямился.

- Нет, - после паузы сказал он. - Мы никого не убиваем. Мы вообще не принуждаем никого сотрудничать с нами. Сотрудничество - дело добровольное. С другой стороны, поскольку объявлена война, то ситуация, конечно, резко ухудшилась. Мы теперь не сможем защищать абсолютно всех. Вы меня понимаете? Раз вы не с нами, то вы не можете рассчитывать на нашу помощь. Это - логично. Вам придется рассчитывать только на самого себя. - Поменяйте работу, переедьте на другую квартиру. Запасных документов у вас, конечно, нет? - Чуть запнулся и сам ответил. - Ну, конечно, откуда? Впрочем, может быть, они и не понадобятся. Начнется суматоха, пальба - скорее всего будет не до вас. По крайней мере в ближайшее время. Недели две или три, а там - посмотрим... Я все-таки не верю, что они с нами справятся...

Он вдруг замер и даже поднял, предостерегая, смуглый указательный палец - несколько секунд, прислушиваясь, стоял в этой позе, а потом облегченно вздохнул:

- Нет, показалось... - нетерпеливо поскреб ногтями по лакированной крышке стола. - Ну что же он не звонит, ему уже пора звонить...

Темное лицо его снова ужасно сморщилось.

- Послушайте меня, - нервно сказал Конкин. - Я ничего не знаю о ваших делах. Не знаю и не хочу знать. Они меня не интересуют... Воспитание нового поколения... Истинно существующая реальность... Так, чтоб мир был для них - невыносим... Это, по-моему, бред собачий... Ладно. Я не собираюсь оспаривать. Но в свое время вы обещали, что поможете мне. Помните -- тогда, в зоопарке? Собственно, поэтому я сюда и пришел. Существует же, в конце концов, обычная человеческая порядочность...