Олег Маркеев - Хроники Нового Средневековья Страница 5

Последним появлялся хромоногий горбун с толстой папкой подмышкой. В ней он носил украденные из королевской библиотеки секретные карты британской разведки, карты Тибета, нарисованные русским художником, карты Вселенной с автографом Аристотеля, военные карты Ганниабала с пометками Марка Лициния Краса, схемы подземелий Храма Соломона, карты снов Амменхотепа, рисунки на шкуре яка с пунктиром тропы, ведущей в Черный вигвавм апачей, карты на шелке, вышитые волосами наложниц императора Мин, и целый ворох карт Антильских островов, испещренных крестами пиратских кладов, которые еще не откопали или еще не успели зарыть.

Увидев горбуна, раскладывавшего свой товар на столе у окна, Капитан рывком встал. Нельзя было терять ни секунды. Он знал, стоило лишь прикоснуться к чужим картам, как навсегда забудешь ту, что однажды увидел во сне. Нет в мире карты вернее, отпечатанной на дне твоих глаз.

Тринадцать раз Капитан пытался вспомнить ее, когда корабли вязли в морской траве, когда красные волны шипели, отскакивая от раскаленных бортов, когда акулы выпрыгивали из воды и рвали тела повешенных на реях, когда пальцы немели на спусковом крючке мушкета, а в глаза матросов от ненависти делались похожими на стертые пятаки, когда чайки блевали от жары, и море становилось ртутью от чешуи сварившихся живьем рыб. Тогда, как не силился, как не молился и не осквернял горячие небеса проклятиями, Капитан не вспомнил своей карты. Пришлось поворачивать назад. Тринадцать раз подряд...

От выпитого, жары и похоти танцующие пары превратились в сиамских близнецов. Капитан с трудом продирался сквозь слипшиеся горячие тела. Руки мужчин, в синих разводах татуировок, скользили по широким спинам женщин, словно пытались отыскать под одеждой оружие или огрызки ангельских крыльев. Влажные губы сосали жизнь из запрокинутых до хруста шей. Трещал шелк под жадными пальцами. Острые ногти, блестящие черным лаком, царапали тайные письмена на коже мужчин, задубелой от семи ветров и четырех солнц. Языки вонзались в распахнутые, как у умирающих рыб, рты, а стилеты до поры дремали в высоко взбитых локонах. От ударов сердец лопались шнурки на корсетах и сами собой распускались ремни. Каждый в эту последнюю ночь хотел любить словно в последний раз, потому что заря навсегда разделит их на тех, кто ушел, и тех, кто остался.

Капитан вырвался из толпы, душной и жаркой, как тропический лес, и хлесткой оплеухой сбил горбуна под стол. Тот пискнул, как раздавленная крыса, и, шмыгая перебитым носом, принялся собирать рассыпавшиеся по полу карты, такие же фальшивые, как и его горб.

Рука капитана каравеллы замерла в воздухе, так и не коснувшись карт, а потом плавно легла на рукоять кинжала. Нервные пальцы принялись поглаживать теплый металл, сладострастно и медленно, как грудь женщины. Лицо Криса сделалось маской, отлитой из бронзы. Во взгляде не было ни страха, ни удивления.

- Тебе не нужны карты, Кристофор. Ты и так знаешь курс, - сказал Капитан.

Крис указал пальцем на освободившийся стул, лучик света разбился о перстень с разлапистым крестом тамплиеров. Капитан не сводил взгляда с золотой искорки, дрожащей на печатке. Когда-то и у него был такой же перстень, открывающий вход в любые порты и двери во все кладовые мира.

- Садитесь, Капитан. - Голос у Криса был таким, какой должен быть у настоящего капитана, прокуренный и пропитый, звучащий глухо, как удар пушки в тумане.

Лишь получив приглашение, достойное его звания, Капитан поставил кружку на стол, и опустился на жалобно скрипнувший стул. Беззлобным пинком выбил из-под стола торговцам картами и блаженно вытянул ноги.

Крис все еще смотрел на него цепким, как абордажный крюк, взглядом, но пальцы уже не ласкали рукоять кинжала, а спокойно лежали на столе. Он ждал продолжения с равнодушием человека, на утро уходящего в море.

- Курс строго на вест. И ты найдешь землю. Главное, не поворачивай назад. - Последнюю фразу пришлось запить остатками джина, слишком уж запершило в горе. И влагу выступившую на глаза теперь можно было выдать за влияние винных паров.

Легкая улыбка тронула губы Криса. В ней не было ни иронии, ни презрения. Так улыбаются знакомому, случайно мелькнувшему в толпе. Они оба были капитанами. Просто один уходил в море, а второй оставался на приколе. Тринадцать раз испытывать удачу - уже перебор, а без удачи в море никак нельзя, это Капитан понимал. И Крис тоже.

Крис поднял кувшин и до краев наполнил кружки, свою, дорогую, мутного веницианского стекла, и Капитана, оловянную, с мятыми от долгой службы боками. И джин у Криса оказался первосортным, настоящий "Гордонс", а не сивухой, что бесплатно наливали Капитану.

"Что ж, каждому свое", - философски заключил Капитан, долго выдохнув в кулак. Угли под сердцем уже остыли, выпитое никакого эффекта не оказало.

Теперь нужно было встать и уйти. Капитан знал, Крис ни за что не возьмет его с собой. Даже коком. Не может быть на борту двух капитанов.

Время шло, а в ногах никак не появлялась та упругая, злая сила, что бросала на абордаж, нужна была именно она, чтобы вскочить, красиво, как Френсис Дрейк, отдать честь и , вышибив пинком дверь, вывалиться в ночь, к чертям собачьим. И Капитан продолжал сидеть, тупо глядя в кружку, где на самом донышке плескались остатки джина.

И дождался...

Нежно тренькнули колокольчики, тихо и жалобно, словно задел их ветер. В прокуренном, как преисподня, кабаке, разом стих гвалт.

Капитан сидел спиной к залу, но знал, что сейчас все уставились на сцену, где в луче света застыла фарфоровая девушка. Ее имя Капитан, да и никто в кабаке, не мог выговорить без запинки, а звучало оно так же жалобно и тонко, как звон стеклянных колокольчиков. Никто не знал, из какого королевства, затерянного в джунглях Юго-восточной Азии, появилась эта тонкая и хрупкая, как фарфор династии Мин, девушка. Здешним было всегда наплевать, откуда ты прибыл и куда уходишь, если остался, то остаешься навсегда. А коли сидишь намертво пришвартованный к берегу, то какая, к черту разница, кем ты был там, за семью морями.

Перезвон сделался ритмичней, агрессивней, словно из-за дальних холмов накатывалась конница узкоглазых, бешенных воинов. Народ одобрительно загудел. Начинался фирменный номер кабака "Якорь вам в задницу". Тайский стриптиз с последующим поеданием банана непотребным местом. Каждый вечер и каждый раз на бис. В исполнении фарфоровой принцессы неизвестного королевства.

Капитан поперхнулся. Первая волна злой силы всколыхнулась внутри. И покатилась, как вал, предвещающий большой шторм. Но не в ноги, а в голову. Ударила, вышибив злые искры. Взгляд Криса вновь сделался, как абордажные крючья. Он намертво вцепился им в Капитана и не отпускал, все глубже и глубже вонзая каленые острия в самое нутро. Крису, в общем-то, было глубоко плевать, у него была каравелла, был перстень с тамплиерским крестом и была та, ради которой он уходил в море, ее именем он назовет первый же остров и к ее ногам бросит все дары Обетованной земли, лежащей там, где заходит солнце. У Капитана не было ничего.