Айзек Азимов - Осколок Вселенной [Песчинка в небе] Страница 5

– Перестань, Грю. Нечего тут спектакли разыгрывать. Мы тебе сто раз говорили, что мы сделаем – заявим о тебе за неделю до переписи.

– Надуете врача?

– Дадим ему взятку.

– Хм-м. Пришелец-то удвоит вашу вину – вам придется скрывать и его тоже.

– Его мы отпустим. Космоса ради, зачем нам сейчас ломать над этим голову? У нас еще два года впереди. Что мне делать с этим человеком?

– Незнакомец, – задумался Грю. – Стучит в дверь, неизвестно откуда явился, говорит непонятно. Не знаю, что посоветовать.

– Он человек смирный и, кажется, напуган до смерти. Вреда от него не будет.

– Напуган, говоришь? А может, он слабоумный? И говорит не на чужом языке, а просто бормочет по-идиотски?

– Непохоже что-то, – обеспокоился Арбин.

– Ты говоришь так потому, что хочешь его использовать. Ладно, я скажу тебе, что с ним делать. Свези его в город.

– В Чику? – ужаснулся Арбин. – Это же верная гибель.

– Ничего подобного, – спокойно ответил Грю. – Вся беда в том, что ты газет не читаешь. Но я-то их читаю, к счастью для этой семьи. Так вот: в Институте ядерных исследований изобрели прибор, который будто бы усиливает способности человека к обучению. В воскресном приложении была об этом статья на всю полосу. Они приглашают добровольцев. Вот и сдай его, как добровольца.

Арбин решительно замотал головой.

– Ты с ума сошел. Не могу я этого сделать. Первым делом у меня спросят его регистрационный номер. Начнут разбираться – кто да почему, так и до тебя доберутся.

– Разбираться никто не будет. Ты все неправильно понимаешь, Арбин. Институту нужны добровольцы, потому что машина у них пока в опытной стадии, и несколько человек вроде бы уже погибло – поэтому я уверен, что вопросов задавать не будут. А если этот бедняге умрет, то ему, пожалуй, хуже, чем теперь, не будет. Дай-ка мне, Арбин, книжный проектор, поставь на шестую часть. И принеси газету, как только придет, ладно?

Когда Шварц открыл глаза, было уже за полдень. Сердце сжимала непрекращающаяся тупая боль – оттого, что он проснулся, а рядом нет жены, оттого, что исчез его мир.

Он уже испытал когда-то такую боль – вспышка памяти с осязательной четкостью вызвала перед Шварцем забытое прошлое. Он стоит мальчишкой в заснеженной деревне, и его ждут сани, чтобы везти к поезду, а поезд отвезет его на корабль.

Невыносимая тоска по привычному миру на миг сроднила Шварца с тем двадцатилетним парнем, который эмигрировал в Америку.

Тоска была слишком реальна – она не могла быть сном.

Шварц подскочил – над дверью мигнул свет и баритон хозяина дома произнес что-то. Дверь открылась, и Шварцу принесли завтрак – жидкую кашицу неизвестного происхождения, но чем-то напоминавшую кукурузную, и молоко.

– Спасибо, – сказал Шварц и энергично закивал головой.

Фермер что-то ответил и снял рубашку Шварца со спинки стула. Он изучил ее вдоль и поперек, обратив особое внимание на пуговицы, потом повесил обратно и отодвинул скользящую дверь ванной. Шварц впервые обратил внимание на теплую молочную белизну стен.

«Пластик» – сказал он себе, по-дилетантски довольствуясь этим всеобъемлющим понятием.

Еще он заметил, что в комнате нет никаких углов – плоскости переходили одна в другую плавно и закругленно.

Хозяин протягивал Шварцу его вещи, вполне определенными жестами предлагая ему умыться и одеться.

Шварц проделал это, пользуясь хозяйской помощью и руководством. Вот только побриться было нечем, а жесты вокруг подбородка лишь вызвали заметное отвращение у фермера. Шварц поскреб седую щетину и тяжко вздохнул.

Фермер привел его к маленькой, продолговатой двухколесной машине и жестом пригласил сесть. Земля замелькала под колесами, пустая дорога начала разматываться назад, и наконец Шварц увидел впереди низкие, белые, как сахар, здания, а вдалеке – голубую полоску воды.

– Чикаго? – с жаром спросил он.

Это была последняя вспышка надежды – то, что он видел, совсем не походило на Чикаго. Фермер ничего не ответил. И последняя надежда умерла.

Глава третья

Один мир или множество миров?

Бел Арвардан, только что дав свое интервью об экспедиции на Землю, чувствовал себя в мире со всей сотней миллионов планет, составляющих Галактическую Империю. Речь шла не о том, чтобы завоевать известность в одном из секторов. Если его теория относительно Земли будет доказана, его имя станет известно на каждой планете Млечного Пути, которую заселил человек за сотни тысяч лет своей экспансии в космосе.

Первые высоты на пути к славе, эти горные пики науки, Арвардан завоевал рано, но не без борьбы, и, едва достигнув тридцати пяти лет, уже имел в ученом мире весьма скандальную репутацию. Все началось со взрыва, потрясшего стены Арктурского университета, когда в беспрецедентном возрасте двадцати трех лет Арвардан получил там диплом археолога. Взрыв – нематериальный, но оттого не менее мощный – грянул, когда «Журнал Галактического археологического общества» отказался опубликовать дипломную работу Арвардана. В первый раз за всю историю университета была отвергнута чья-то дипломная работа. И в первый раз за всю историю солидного научного журнала отказ был составлен в столь резких выражениях.

Неспециалисту показалось бы загадочным столь бурное возмущение, вызванное тоненькой сухой брошюркой под названием «О датировке артефактов сирианского сектора применительно к радиальной гипотезе происхождения человечества». Все дело было в том, что Арвардан объявил себя сторонником одной мистической гипотезы, относившейся скорее к метафизике, нежели к археологии. Она утверждала, что человечество зародилось на одной-единственной планете, откуда и распространилось постепенно по всей Галактике. Это была излюбленная теория фантастов того времени, которая на каждого уважающего себя археолога Империи действовала, как красная тряпка на быка.

Однако в последующие десять лет Арвардан заставил считаться с собой маститых ученых, сделавшись специалистом по доимперским культурам, сохранившимся еще кое-где в закоулках Галактики.

Так, он написал монографию о механистической цивилизации сектора Ригеля, где труд роботов создал уникальную культуру, просуществовавшую несколько веков. Однако в конце концов само совершенство механических рабов настолько свело к нулю человеческую инициативу ригелян, что лорд-воитель Мори со своим флотом легко одержал над ними победу.

Ортодоксальная археология придерживалась мнения, что человеческие расы развивались независимо друг от друга на разных планетах, нетипичные же цивилизации, подобные ригельской, считались примерами расовых различий, которых еще не успели сгладить смешанные браки.