Владимир Васильев - И тьма не объяла его Страница 5

— Прощай, Учитель… Я не представляла, что у зрелости может быть такой горький вкус…

Она не представляет и того, как ей далеко до настоящей зрелости, и каков ее подлинный вкус… Когда не хочется смотреть назад и ничего не видишь впереди…

Мы обнялись шеями, безрукие и бескрылые, и…я остался один в этом нелепом мире. Ощущение одиночества, страха, тоски на мгновение навалилось на мои горбы, прижало к земле, но я выпрямился и, посмотрев в глаза застывшему у входа твердокрылу, толкнул время вперед…

…Вода принялась воскрешать умирающую груду некогда крылатых существ, заодно смывая с них помет и глину. Груда зашевелилась, стала подниматься и, отряхивая влагу и мусор с перьев, двинулась к кормушке. И я вместе с теми, кому в этом мире хуже всего…

…Я тянул вагонетку и думал. Я должен был научиться совмещать эти занятия и обучить этому других. Впрочем, чему могу обучить этих несчастных я, возжелавший собственной смерти?..

Монотонно-мерзко взвизгивают на поворотах деревянные полозья вагонеток…

«Надо помочь твердокрылам изобрести колесо…» В красных отблесках чадящих факелов по сводам пещеры мечутся горбатые безрукие тени… Стоп-стоп-стоп! Что это мелькнуло перед глазами?.. Я стал вглядываться в мечущиеся тени и с какой-то определенной точки увидел, как тень горба, молниеносно вытягиваясь, превращается в тень крыла!.. И тень эта была поразительно похожа на крыло мягкокрыла…

Я чуть было не бросил вагонетку, чтобы тотчас ринуться воплощать поразившую меня идею. Но сдержался, вспомнив, что брошенную вагонетку придется толкать тому, кто идет следом…

Вновь тишина и непробиваемый духовный вакуум. Во время работы не так. Во время работы я стал «слышать» твердокрылов. Еще смутно, но чувствовал, что их «голоса» становятся все более разборчивыми.

Теперь же никого. Нас не охраняют. У нас не остается сил для лишних движений, да и без крыльев отсюда не убежать… И безразличие — тупое, вязкое…

Я поднимаюсь. Специально лег недалеко от выхода из нашей «спальни-камеры». Выхожу в лабиринт пещеры. Он в моем сознании, как на ладони.

Уверенно иду во владения паука. Вот они. Странно, никогда не видел паутину светящейся: все пространство пещеры заполняли строго организованные светящиеся линии, похожие на скелет живого мира. Я коснулся клювом одной из линий и еле освободился. Вибрация от моего прикосновения побежала по паутине, из которой на меня стало надвигаться что-то черное и неразборчивое. Паук.

Он остановился в нескольких сантиметрах от моего лица. Я отчетливо видел его острые, плотоядно движущиеся жвала. Озноб безотчетного ужаса пробежал по спине… Глаза паука, словно два красных уголька, горящие во мраке как бы отдельно от тела, внимательно и удивленно смотрели на меня. Духовный вакуум стал наполняться. Поймем ли мы друг друга?..

Я входил в него осторожно, чтобы не вспугнуть защитных инстинктов. Я старательно заполнял закоулки его замкнутого на себя сознания новой жизненной идеей, которая, как мне казалось, способна была наполнить его существование смыслом. Я постарался дать ему понять, что паутина годится не только для того, чтобы ловить в нее жертву. Я старался внушить ему идею творчества. Я работал от души. Мне нравилась такая работа…

Наконец я отпустил паука. Мог бы сделать покорным исполнителем своей воли — живым механизмом, но отпустил. Пожелав наполнить мир свободными существами, нельзя начинать с их порабощения.

Паук словно проснулся и хитро покосился на меня своими «угольками». Потом забегал по паутине, обдумывая мое предложение. Вперед-назад, вперед-назад мимо меня, время от времени останавливаясь и сверкая глазами, словно говоря: «Ну ты даешь!»

Потом он оказался за моей спиной. Стало жутковато — вдруг паук не понял меня?.. Я сосредоточился. Его жвала не останавливались… Культи что-то сжало. И это было приятно. Потом он бегал вокруг меня, оплетая крепко стягивающей паутиной.

Но вот все затихло. Я открыл глаза. Паук стоял передо мной и с интересом рассматривал меня, как мастер — собственное творение. Красные «угольки» его удовлетворенно мерцали. Я пошевелил культями и ощутил на спине крылья! Я поблагодарил паука и расправил их. Они показались мне необычайно громадными, но тяжесть их была так знакома!

Я сложил свои протезы за спиной и ступил ногой на паутину. Она спружинила и выдержала мой вес. Паук побежал впереди, показывая дорогу. Я, балансируя, ковылял следом, углубляясь в светящуюся воронку паутины.

И вдруг я увидел звезды! (Я знал, что увижу их, но все равно это было вдруг!) Много звезд. Небо… Неожиданно оно слезами размазалось по моим глазам. Дела!.. Просто это виноват слишком резкий и неожиданный ветер…

Паук легонько толкнул меня в спину мохнатой лапой, и я взлетел. Мир навалился на меня хаосом эмоций, образов, идей, мыслей. Вся дикая, саморазвивающаяся и самопожирающая ноосфера решительно объявила мне о своем существовании. Это было торжество дикого духа, первозданной духовной энергии, выплеснутой и оставленной Создателем. Мой дух входил в сцепление с клокочущим хаосом сколлапсировавшего на меня мира, и это было хорошо! Это было просто замечательно, давно я не испытывал такой жажды жить и работать!

Я разобрал в интеллектуальной какофонии голоса мягкокрылов. Они услышали меня! Узнали! Вспомнили, как и всех своих несчастных сородичей, о судьбе которых им теперь стало известно все. И наполнился их дух негодованием. Но я-то теперь слышал не только их…

Культи мои отяжелели от усталости, и полет стал неуверенным. Я поспешно спланировал ко входу в пещеру. Паук ждал меня. Я благодарно коснулся его крылом. А он подмигнул мне красным глазом, вращавшимся отдельно от него…

Я оставил протезы в паутине и вернулся к своим горбунам. Научиться летать богу — невелика заслуга. Задача в том, чтобы научить летать рабов…

2. ВОСХОЖДЕНИЕ

Айс был оскорблен до кончиков крыльев. Тех самых боевых крыльев, которыми он — знаменитый ас-истребитель — виртуозно лишал бессловесных мягкокрылов права на полет. О, эти упоительные мгновения боевого виража! О, это изящное, почти ласкающее касание острием крыла — и груда мяса со свистом низвергается в пропасть, а громадные, неуклюже растопыреные крылья, растерянно вращаясь, отправляются следом… Именно он так красиво срезал Неуловимого, который, надо признаться, проявлял чудеса изобретательности и смелости, заставляя истребителей опасаться этого странного мягкокрыла.

И все же Айса направили надсмотрщиком в рудники. Таков был порядок, освященный Айятами: «Каждый труд велик и важен, каждый труженик отважен», «Чтобы не было проблем, в Стае каждый будет всем». Айс не возражал. Ему и в голову не приходило возражать. Просто он был оскорблен до кончиков крыльев. Айяты Айятами, а истребителями не разбрасываются!.. Хвостолизы! Никто даже не попытался отстоять его. Рабы Верховного Айяра!.. Хотя это унижение стоило того удовольствия, которое Айс получил, высказав Верховному все, что он о нем думает… Нет, конечно, не совсем все, но… Ему надоело бессловесно подчиняться тому, кто уже не способен даже взлететь. «Тот в Айяры попадет, кто закончит свой Полет».