Игорь Водолеев - Где кот идет 3. Упругая вселенная Страница 5

– В самоходе есть еще одна, – осторожно ответил Кари. – Последняя.

– Последнюю бутылку трогать не будем, – замахал руками Савва.

– Нет, будем трогать, – запротестовал Белов. – Мы из винограда еще нагоним!

– Хорошо, – сдался Кари. – Паша, можешь сходить.

– Почему один Паша? – воскликнул Савва. – Мы вместе сходим.

– Да! – возмутился Белов. – Почему один я? Чуть что, так сразу – Паша! Может быть, я тоже личность, хоть и молчу? У меня, может быть, дед был древним греком, а я не хвастаю.

– А я не знаю, кем был мой дед, – пригорюнился Савва. – Отца помню, а деда нет.

– Командор, – прослезился дулеб. – Как я тебя уважаю за это!

– И я тебя уважаю, – всхлипнул Савва. – Ну что, пошли?

– Пшли!

Поддерживая друг друга, Белов и Савва потащились к выходу. Кивнув руссичу, Гарун закинул автомат на плечо и направился следом за качающейся парочкой. Он прошел через оружейную комнату, где на посту стоял уже другой воин, и вышел на крыльцо, с удовольствием вдыхая свежий воздух, наполненный незнакомыми ароматами. Была теплая южная ночь. По бархатно-черному небу среди прозрачных облаков бесшумно скользила полная луна. Невольно возникли строки:

Луна, чужая в черном небе,Крадется, словно бледный вор.

В глубине двора лязгнула дверца вездехода, укрытого тенью от забора. Пригнувшись, Гарун увидел, как Белов, поддерживаемый сзади высоким Саввой, влезает в автомобиль. Затем в салоне что-то брякнуло, а дулеб разразился громкими ругательствами.

– Босяки, – орал Белов. – Ворюги чертовы! Машину нельзя на пять минут оставить. Буквально всё разворовали.

– Да что случилось, Паша? – громыхнул добродушный бас Саввы. – Что у тебя пропало?

– Что пропало, что пропало! – передразнил Белов. – Сняли руль вместе с колонкой, свинтили приборную панель. Ты еще будешь мне доказывать, что у вас воров нет.

– А где в самоходе руль должен находиться?

– Как где? Перед сиденьем водителя, впереди!

– Так ты на заднее сиденье влез, а сам кричишь почем зря. Это нехорошо.

– Правильно, – подумав, признался дулеб. – На заднее. А почему?

– Ты говорил, что ключи под передним сиденьем, а сам полез назад, – объяснил Савва.

– Точно. Это я сразу хотел багажник открыть. Он ведь сзади?

– Багажник сзади. А ключи спереди.

– Но ведь багажник без ключа не открыть?

– Не надо без ключа.

– Значит, сперва надо достать ключи?

– Значит, надо.

– Достаем ключи?

– Достаем.

Белов приступил к активным действиям. Некоторое время он пытался перегнуться через спинку переднего сиденья, но все его отчаянные старания были тщетны. Наконец, дулеб догадался вытащить фиксатор. Спинка кресла тут же упала и стукнула его по голове. Потирая ушибленную макушку, Белов добрался до ключей и открыл дверцу багажника, сразу попав в замок.

– Осторожнее, Павел, осторожнее, – уговаривал сам себя дулеб, копаясь в багажнике. – Будь начеку. Это – патроны, это – бабахалки, а где же наш заветный пузырек? Ага, вот ты родной. Прости, что сразу не мог найти. Дай-ка я тебя поцелую. Командор, где ты? Савва, держи меня, я вылезаю!

Хлопнула дверца. В полосе лунного света возникли две темные фигуры. Посредине двора высокий Савва вдруг остановился и задрал голову, глядя на луну. Следовавший по пятам Белов с размаху уткнулся головой в широкую спину воеводы.

– Командор, ты зачем тормозишь без предупреждения? – возмутился дулеб. – Я себе чуть бампер не разбил.

– Пустяки, починим, – отмахнулся Савва. – А не пора ли спеть нашу боевую?

– Пора, – согласился Белов. – Только я слов не знаю.

– Чего тут знать? Ты просто повторяй за мной, – и Савва заревел, распугивая ночных котов:

А как ноченька пришла,Упыри из-за угла,Лезут, хлябь твою за твердь,Прямо на кол, во дела!

Распевая во все горло, веселая парочка поднялась на крыльцо и протопала в дом. Уткнувшись в дверь с «глазом», Павел таинственно приложил палец к губам. Савва послушно замолчал, а дулеб завопил что было мочи:

Раз собрался Хейердал,К русским в тундру за Урал,Только Туру Хейердалу,Съездить в тундру хейер дали.

Хлопнула дверь. Коридор погрузился в темноту. За стеной снова загромыхал Савва, который распекал молодого воина, за то, что тот опоздал отдать ему честь.

Гарун в последний раз вдохнул нежный аромат розовых цветов, усыпавших беседку, и вернулся в дом. Когда он проходил мимо лестницы, наверху скрипнула ступенька. Гарун насторожился. Нежный женский голос тихо окликнул его по имени.

Глава 2

Очнувшись в очередной раз, Лемех обнаружил себя сидящим за столом в компании Анри и Элберта. Ученые беседовали, не обращая внимания на русского коллегу.

– Поймите, Пуанкаре, – горячился Элберт, – Ни в коей мере я не присваиваю себе открытие Лоренца. Да, я не сделал ссылки на его работу. Но, что значит, сослаться на преобразование пространства-времени по Лоренцу? Линейные преобразования настолько очевидны, что их может выполнить любой лицеист-математик. Совсем другое дело наполнить их физическим содержанием. Со времен Галилея все согласны, что всякое движение является относительным. Назовем это частным принципом относительности: все равномерно движущиеся системы отсчета считаются равноценными для протекающих в них физических процессов. Однако до сих пор никто не задумывался о равноценности всех систем, даже движущихся с ускорением. Назовем это общим принципом относительности. Из частного принципа выросла специальная теория относительности, честь создания которой вы отдаете Лоренцу. Не говоря ничего о своем вкладе в теорию, который я считаю более весомым. Пусть так и будет. Пуркуа па? Я сформулирую общий принцип и построю на нем общую теорию относительности, в которой теория Лоренца будет частным случаем. Тогда вы поймете, что я не нуждаюсь в чужой славе.

– Никто не умаляет ваших заслуг, – возразил Пуанкаре. – Идеи, которые вы сформулировали в вашей работе, подняли теорию Лоренца на качественно новый уровень. Но этика ученого обязывает соблюдение определенных правил публикации научных работ.

– Этика ученого? – возмутился Элберт. – А разве Лоренц признал меня, как ученого? Он до сих пор не может простить мне мой доклад в Цюрихском политехникуме, когда я не оставил камня на камне от электромагнитной теории его покойного друга Герца. В приватной беседе Лоренц даже заявил, что он не позволит какому-то недоучившемуся мальчишке бросать тень на память о великом немецком ученом. Разве звание профессора Лейденского университета дает право на такого рода высказывания? Уж не по его ли протекции племянник Герца учится сразу в двух университетах, мюнхенском и берлинском? А я вынужден после окончания политехникума сидеть в бюро патентов, чтобы заработать себе на хлеб насущный. Разве это справедливо? Но ничего. Я еще буду иметь профессуру. И не где-нибудь, а в Берлинском университете. Вот увидите!