Кейт Лаумер - Избранное. Т.1 Страница 5

— Вот он, — мой хозяин указал на край постели.

Я схватил скафандр, проверил его. Как будто все было о’кей. Но все это было не по мне. Мне не нравилось то, что человек, с которым позже мне придется иметь дело, ухаживает за мной, совершенно беспомощным.

— Ты отдохнул, — сказал великан, — теперь поешь.

Я уселся за стол, подложив под себя стопку сложенных одеял, и принялся за настоящий котел густого варева из каких-то очень вкусных зеленых и красных овощей и кусков нежного белого мяса.

Был и хлеб, твердый, но вкусный, с привкусом орехов. Было вино, самодельное, красное вино, которое, однако, показалось мне гораздо более вкусным, чем любое коллекционное из погребов Арондо на Плезире-4. После трапезы великан разложил на столе карту и указал местность, представляющую собой горный массив, изрезанный вершинами и пропастями.

— Если отсек здесь, — сказал он, — будет трудно. Но, возможно, он упал вот сюда, — он указал на сравнительно более ровную местность к юго-востоку от непроходимых гор.

Я сверился с индикатором, определяя азимут. Направление, которое я указал ему ранее, отклонялось от истинного всего градуса на три. При расстоянии в 113,8 миль — а именно такое расстояние указывали приборы — мы промахнулись всего миль на десять.

Великан стал прокладывать линию нашего маршрута на карте. Она прошла вдоль края того, что он называл Башнями Нанди.

— Возможно, — произнес он. Он явно относился к людям, которые не любят сорить словами.

— Сколько еще будет длиться день? — спросил я.

— Часов пятьдесят или около того.

Это означало, что я провел в забытьи почти шесть часов. Это мне тоже не понравилось. Время — деньги, да и к тому же мой график был довольно напряженным.

— Ты связался с кем-нибудь?

Я бросил взгляд на большой старомодный экран у стены. Это была стандартная модель, работающая в У-диапазоне с радиусом охвата в полмиллиона световых лет. Значит, контакт со станцией Кольцо-8 занимает примерно четыре часа.

— Я сообщил мониторной станции, что ты благополучно приземлился, — ответил он.

— А что еще ты им сообщил?

— Больше сообщать было нечего.

Я поднялся.

— Тогда можешь снова связаться с ними, — заявил я. — И скажи им, что я нахожусь на пути к грузовому отсеку.

На лице я старался сохранять выражение беззаветности героя-скромняги, который не нуждается в проповедях со слезами. Уголком глаза я заметил, как он кивнул, и тогда я на какое-то время даже усомнился в своей способности к анализу характеров, если это воплощение мужественности намерено было поберечь свою задницу и предоставить маленькому бедняжке одному проделать весь путь.

— Дорога будет нелегкой, — заметил он. — На перевалах сильные ветры. А на вершинах Куклэйна лежит снег.

— Ничего страшного. Надеюсь, что обогреватель скафандра справится со всем этим. Вот если бы ты одолжил мне немного воды и пищи…

Он подошел к полкам и снял мешок, размерами напоминающий климатическую установку для пятикомнатного полевого купола. Теперь я наверняка знал, что жертва попала в мою западню.

Он сказал:

— Если ты ничего не имеешь против, Карл Паттон, я пойду с тобой.

Я немного поотнекивался, как и положено в таких случаях, но в конце концов позволил ему убедить себя.

Через полчаса мы отправились в путь, после того как известили станцию Кольцо-8, что выходим к отсеку.

Джонни Гром шел впереди легкой походкой, покрывая расстояние с вполне приличной скоростью.

Создавалось впечатление, что мешок за плечами ничуть его не тяготит.

Одет он был в те же шкуры, которые были на нем, когда он нашел меня. Единственным его оружием был окованный сталью посох.

Его чудовищный приятель трусил сбоку от нас, не отрывая носа от земли.

Я просто шел следом за Джонни. Моя поклажа была легка: гигант заметил, что чем меньше я буду нести за плечами, тем лучшее время мы покажем. Я ухитрился не отставать, плетясь в то же время немного позади, чтобы все это выглядело натуральнее.

Кости мои все еще немного ныли, но в общем-то я чувствовал себя почти как жеребенок при такой малой гравитации.

Целый час мы шли молча, поднимались по длинному склону между огромными деревьями. Когда мы достигли вершины, здоровяга остановился и подождал, пока я не подойду к нему, немного запыхавшись, но, в принципе, выдержав испытание.

Он сказал:

— Здесь мы отдохнем.

— Черта с два, — ответил я. — Для тех бедняг, может быть, все дело решают как раз минуты.

— Человек должен отдыхать, — резонно заметил он и уселся, положив обнаженные руки на колени.

Сев, он оказался на одном уровне со мной, стоящим. Мне это пришлось не по душе, и я тоже сел.

Чтобы продолжить разговор, ему понадобилось еще минут десять.

Вообще, как я заметил, Джонни Гром был человеком, который не любил заводиться. Он умел выбирать оптимальный темп. Видимо, мне придется попотеть, чтобы загнать его до смерти на его собственном поле.

Не то чтобы я мог ощущать резкие порывы ветра, свирепо бросающиеся на нас с вершин гор, но ведь великан-то воспринимал холод и ветер обнаженными руками! В отличие от меня, имевшего такой замечательный скафандр.

Я решил при первой же предоставившейся мне возможности разговорить великана, попытаться поподробнее узнать о его жизни, прощупать его слабые места и болевые точки.

— Разве у тебя нет куртки? — начал я разговор на нашем следующем привале.

Мы расположились на скальном уступе, со всех сторон обдуваемом ветром, скорость которого, по моим подсчетам, приближалась к сорокамильному галопу.

— Здесь у меня плащ, — он похлопал по мешку. — Я надену его позже.

— Ты сам шьешь себе одежду? — спросил я, глядя на его шкуру, вывернутую мехом внутрь и скрепленную крупными парусными застежками.

Он внезапно помрачнел и замолчал.

— Одежду мне изготовляла женщина, — наконец ответил он. — Это было очень давно.

— Что верно, то верно, — отозвался я.

Я попытался представить его с женщиной, представить себе его подругу, как она движется, как выглядит. Женщина десяти футов ростом…

— У тебя есть ее портрет?

— Нет. Ее образ хранится в моем сердце.

Он сказал это как само собой разумеющееся, будто это была какая-то ритуальная фраза. «Интересно, — подумал я, — каково это — быть последним представителем своего народа?» Но спрашивать его об этом не стал. Вместо этого я спросил:

— Но зачем тебе это нужно? Жить здесь в одиночестве?

Он уставился на ледяные скалы.

— Здесь мой дом, — наконец сказал он.